Добродушный, пожилой аферист лет шестидесяти, прослывший в деревне народным знахарем-самоучкой, в очередной раз вышел за чекушкой животворящей водочки. Нужна она была не ему, а его очередной сладострастной блуднице, что элегантно устроилась на полу его избы в луже собственных слюней и рвоты. Из одежды на «мадмуазель» были только порванные чулки телесного цвета да некогда белая футболка с надписью на спине «Спортивный союз молодёжи». Когда милашка проснётся, наверняка у неё будет звериное желание опохмелиться, и добрый дедушка-альтруист просто не сможет не помочь даме, оказавшейся в столь затруднительном положении...
Топая в сторону «киоска», наш герой не раз ловил на себе косые взгляды соседей, не разделявших этическо-сексуально-моральный нарратив, что был присущ седеющему пройдохе-благодетелю.
Бабки на скамейке ехидно перешёптывались меж собой,поглядывая на шатающееся тело, продвигающееся в сторону так называемого «киоска».
—Во! Смотри, опять почапал за добавкой для Зинки, — прожужжала жирная бабка, лузгающая семечки.
—Не сидится на жопе ровно в его возрасте, что ли!? — нетерпеливо добавила её подружка.
—Я про Кузьму такое слышала... Мол, он девок молодых спаивает и в лесу их в дело пускает... Он же этот... Как их там? Ммм... — На минуту старая семепожирательница задумалась. Повисла гнетущая пауза.
—Ооо, вспомнила: фетишист!
—Ааа, поняла! Ух... А давно он фашистом стал?! — почти шёпотом пробурчала вторая.
—Какой фашист, дура!? Фе-те-шист. Короче: сектант он, Любочка, сатанист...
—Как сатанист!? Я слышала обратное, мол, он людей шёпоточками да травами излечить в состоянии... У меня знакомая вон к нему ходила, так у неё грыжа рассосалась, говорит...
—А ты больше верь всяким знакомым, они такое расскажут...
—Но ведь люди говорят...
—Говорят — кур доят! — резко прервала бабка-семеедка.
Долго ещё сидели две старухи, долго ещё пиздели без остановки...
Ну а наш дед-проказник тем временем уже подходил к импровизированной точке по сбыту алкогольной продукции. Киоском это место если и называли, то делали это очень и очень условно. Алко-табачный прилавок располагался прямо в погребе одного из заброшенных домов, чтобы не привлекать лишнего внимания заглядывающих в деревню в меру вежливых людей в погонах...
— Саныч! Вылезай! Две белые и одно светлое, как обычно! — закричал седовласый мошенник, заглядывая в люк, расположенный в центре одной из комнат бесхозного строения.
Ответ не заставил себя ждать...
—Ты кто, блять!? — пробормотал увалень, выкарабкивающийся из погреба... Он был небрит, одет небрежно, а в зубах красовалась самокрутка, придававшая этому бомжеобразному скуфу некой элегантности и в некотором смысле даже загадочности...
—Как кто!? — опешил вдруг Кузьма. — Твой постоянный клиент. Не узнал, али просто мозги пропил?
—Ааа, это ты, Кузьма Богданыч... Чё-то ты зачастил, старый... Я уж и не думал, что сегодня ты явишься. Думал, туристы пожилые забрели или менты с проверкой...
—Не понял. А если и вправду милиция? Думаешь, им понравится, если ты вот так с ними...
—А я и не варенье, чтобы всем нравиться. Но со служивыми мой фокус всегда проканает... Вот на кого я похож сейчас? Ответь, только честно!
—На бомжа и тунеядца.
—Вот! А это уже совсем другая статья! Я водочку схороню... У нас нынче так: либо человек хозяйский с водкой бесхозной, али водка хозяйская в придачу к бесхозному человеку... Я выбрал второй путь.
—Твоя философия мне всегда глубоко импонировала, Сан Саныч, но я, наверное, пойду. Надо с девкой одной разобраться...
—Погоди-погоди! — нервно прикрикивал подпольный торгаш. — Что значит слово «импонировала»? Какая ещё девка?
Саныч задавал вопрос за вопросом, но Кузьма уже не слушал, ведь он знал, что этот мужик, если и начнёт пытаться тебя разговорить, остановить его будет более чем проблематично. Так что лучшей тактикой будет просто игнорировать и оперативно делать ноги...
Кузьма Богданыч шёл к дому, размышляя о том, какой бардак творится в Потеряевке, деревне, куда его сослали давным-давно одни очень «добрые» люди для его же собственного «блага»... Он думал о своей судьбе, о Сан Саныче и о девке лет тридцати, что валялась у него на полу в ожидании продолжения скромного эзотерическо-алкогольного банкета...
Подходя к калитке своего дома, он услышал звук... рёв, жужжание и пыхтение позади себя. Этот звук ни с чем не перепутаешь...
Чёрная,изящная и вместе с тем печально известная «Волга» уже подъезжала, даже можно сказать подплывала к полуразрушенной деревне, всё ближе и ближе.
—Их тут ещё не хватало... — пробормотал Богданыч себе под нос не без тревоги и переживаний.
Машина остановилась прямо у дома нашего героя, двигатель был заглушен, что могло означать только одно — они не спешат уезжать. Дурной знак...
Передние двери авто открылись,и из них медленно вырисовывались два силуэта.
Первый,внешне располагающий к себе, высокий мужчина лет тридцати пяти, на погонах красовались четыре звезды...
Второй,надо полагать, его начальник, низкорослый, стриженный под насадку офицер с чёрной папочкой в руках. В отличие от первого он был одет по гражданке: чёрная кожанка, дополненная аккуратными брюками. Его хитрые глаза вовсю бегали, оглядывая жилище бедного афериста.
Кузьма не смел и шелохнуться... Он не придумал ничего лучше, кроме как стоять на углу дома, делая вид, что эта хибара никакого отношения к нему не имеет. Он даже забыл про склянку и бутылки в авоське и их крайнюю неуместность в данной ситуации.
Но было уже поздно...
— Товарищ Светлинский!? Светлинский Кузьма Богданович? Ааах! Какая радость! Вы-то нам и нужны, — ехидно промурчал лысоватый чекист, радостно разводя руками, уставившись холодными хищными глазами на остолбеневшего дедушку. Особое внимание он, конечно же, уделял багажу старика: бутылочки и скляночка...
—Вы... это мне? — придя в себя, ответил испуганный Кузьма.
—Конечно, товарищ. Вы-то нам и нужны... Извините, я не представился: моя фамилия Коноплёв. Коноплёв Денис Иваныч, полковник Комитета государственной безопасности, а этот милый человек по правую руку от меня... Это мой дорогой друг Владимир Иваныч. — Офицер делал по-странному игриво-угрожающий акцент, когда произносил отчество соратника и своё собственное. «Иваныч» звучало не как отчество, а скорее как должность или приписка к званию.
—Вы ко мне по какому-то особому делу?
—У нас, товарищ, все дела особые, напри...
—Хули ты там стоишь, Кузя-Хуюзя!? Водку принёс? Долго ждать ещё? — вдруг резко закричала из окна облёванная шалунья, прервав всю эту процессию немного необычным образом.
А так здорово, есть что-то от мамлеева но без хтони. Понравился внезапный переход на я и диалог двух скуфоф.Сюрреализм ситуации я бы сравнил фильмами Дюпье, особенно последними. Можно продолжить, а можно оставить как готовое произведение, как там - понял что-такое майя, а пиво я тебе сам принёс.
Она вылезла аки джин из чекушки.
Ливни уже в /izd/, а...