- Филологические сочинения
- 1872 Пять предисловий к пяти ненаписанным книгам
- 1872 Рождение трагедии
- 1873 Философия в трагическую эпоху Греции
- 1873 Об истине и лжи во внеморальном смысле
- 1873-1876 Несвоевременные размышления
- 1878 Человеческое, слишком человеческое
- 1879 Смешанные мнения и изречения
- 1880 Странник и его тень
- 1881 Утренняя заря
- 1882 Весёлая наука
- 1883–1885: Так говорил Заратустра
- 1886 По ту сторону добра и зла
- 1886 Предисловия к РТ, ЧСЧ, УЗ, ВН
- 1886-87 Весёлая наука 5 книга
- 1887 К генеалогии морали
- 1888 Казус Вагнер
- 1888 Дионисовы Дифирамбы
- 1888 Сумерки идолов
- 1888 Антихрист (1895)
- 1888 Ecce Homo (1908)
- 1888 (компиляция) Ницше contra Вагнер
В качестве дани уважения отдельно рекомендуется очень полезный и качественный текст "Хроника жизни Ницше" К.А. Свасьяна
Тред №1 https://2ch.su/ph/arch/2023-10-04/res/124037.html
Тред №2 https://2ch.su/ph/arch/2024-02-25/res/134698.html
Тред №3 https://2ch.su/ph/arch/2025-03-13/res/152275.html
Тред №4 https://2ch.su/ph/res/167630.html
Тред №5 https://2ch.su/ph/res/176568.html
Удобно, когда у философа много материальных возможностей (Macht), которые он может использовать для познания. Плохо, когда у него совсем нет возможностей и наоборот есть много проблем. Но какие вообще возможности в современном мире познающему (философу, а не ученому) может дать власть? Когда у него есть Anna's Archive, и откуда-то у него есть достаточно leisure (что и делает его философом в первую очередь)? Что ему еще нужно — для познания? Не буду перечислять неудобства, которые приобретет философ, решивший заниматься какой-то "важно"-социальной деятельностью, думаю, они и так очевидны. Даже для того, чтобы заниматься каким-то там "тестированием" перспектив в целях познания, ему нужна в первую очередь не власть (удобный способ самооправдания РАБотобыдла).
А вот если у него начинают смещаться интересы от познания куда-то в сторону "улучшения жизни" или еще чего-то подобного — тогда да. Здесь возвращаю к началу поста.
Еще раз переформулирую: Ницше претендовал на то, что он интеллектуальным путем пришел к отрицанию, превосхождению "страсти к познанию". На мой взгляд, это неправда; он пришел таким же путем, каким бы например человек, которому отрезало трамваем ноги, решил перестать быть футболистом (он может даже написать книгу "почему футболисты должны переставать быть футболистами и становиться идеологами"). Не имею в виду, что Ницше отрезало философские ноги, имею в виду, что здесь была перемена в совсем другой области (какая — даже неважно). Если это какая-то аргументативно весомая причина, связанная с рангорднунгом перспектив, то я ее не встречал, а голословно и я могу сказать, что Freigeist это вершина перспективной пирамиды. Сам Ницше к этому приводит достаточно аргументов в книгах 87-88 гг., выше цитаты про скептиков (>>180284 →)
---
Тж. в Заратустре:
ТГЗ II.12 Мудрейшие создают ценности и спускают этот челнок на реку становления. Народ это река, по которой плывет этот челнок.
ТГЗ II.8 Мудрецы служат народу. «За это не сержусь я на них; но слугами остаются они для меня и людьми запряжёнными, даже если сбруя их сверкает золотом».
Если "мудрейшие и народ" и "мудрецы и народ" это "очень разное", то во всяком случае противопоставить "дух" мудрейшим можно примерно так же, как Ницше противопоставляет "дух" мудрецам. То есть, они используют его прикладным образом, пытаются владеть духом, направлять его "в интересах жизни" (которых на самом деле может и вообще не существует, это философская что ни на есть мета-физическая, поверх-научнофизическая конструкция). Ну понятие духа не я если что придумал, это в ТГЗ, я говорю только о "человеке познания", у кого нет иной "задачи" (Aufgabe, BGE 211) кроме познавать ради любопытства и in weite Fernen blicken.
---
Может он хочет снарядить человечество для целей познания? Ну он так не говорит, он говорит о росте жизни/власти как самоцели, и отрекается от познания и от влечения к истине (особенно в BGE и предисловиях того же года)
И человек не есть живое по преимуществу. Он например также физический объект или там "сущее". Не всякий физический объект или сущее есть воля к власти, и мир не вертится вокруг "живого". А Ницше склонялся к этому. Отсюда следует у него все остальное как у будды кстати следует из 1) веры в карму и 2) какую-то невидимую "цепь причин" (имеющую моральный оттенок), на которую как на позвоночник нанизывается все материальное (заместо понимания, что сознание генерируется мозгом и без него не существует); если этот позвоночник выдернуть, вся остальная его философия посыпется как ненужная (останутся только советы как меньше волноваться о работе). Как возможно во всех случаях в философиях и религиях, онтология всегда первична по отношению к этическим представлениям, о должном или желательном
Наверное Пять предисловий и Рождение трагедии должны быть переставлены. И то и другое вроде в течение неск. лет писалось, Рождение трагедии опубликовано в начале года, а Пять предисловий подарены Козиме Вагнер в конце. Что раньше "написано" не знаю есть ли инфа
>Что значит рвзнузданность инстинктов?
Если имеется в виду Сократ, то
«Один иностранец, умевший разбираться в лицах, проходя через Афины, сказал Сократу в лицо, что он monstrum, — что он таит в себе все дурные пороки и вожделения. И Сократ ответил только: "Вы знаете меня, мой господин!"»
Если имеется в виду народ, то размягчение нравов, утрата дисциплины и экзистенциальной напряженности, связанной с опасностями или великим целями. Противоположность разнузданности — собранность. У Ницше кое-где используется малоупотребимое слово Disgregation, рас-собранность, в таком контексте:
«Чем характеризуется всякий литературный décadence? Тем, что целое уже не проникнуто более жизнью. Слово становится суверенным и выпрыгивает из предложения, предложение выдаётся вперёд и затемняет смысл страницы, страница получает жизнь ценой целого — целое уже не является больше целым. Но вот что является образом и подобием для всякого стиля décadence: всякий раз анархия атомов, дисгрегация воли, "свобода индивидума"»...
Собранность воли/инстинктов народная достигается ~"взращиванием" Züchtung/Zucht, например то что у греков называлось paideia, а у аристократов это аристократическое воспитание; а ненародная наверное еще по Ницше может быть у какого-то целеустремленного человека, который сам собирает свои инстинкты в кучу ради достижения X.
Это сложная тема, возможно после коммунизмапереоценки ценностей должно было бы появиться нечто ранее не существовавшее, что будет решать подобные проблемы. Но переоценку Ницше не успел завершить и мне кажется что эта тема осталась подвешенной.
Вот еще любимые цитаты про разнузданность инстинктов
(Саллюстий)
«Но когда государство благодаря труду и справедливости увеличилось, когда могущественные цари были побеждены в войнах, дикие племена и многочисленные народы покорены силой, Карфаген, соперник Римской державы, разрушен до основания и все моря и страны открылись для победителей, то Фортуна начала свирепствовать и все ниспровергать.
Кто ранее легко переносил труды, опасности, сомнительные и даже трудные обстоятельства, для тех досуг и богатства, желанные в иных случаях, становились бременем и несчастьем. И вот, сначала усилилась жажда денег, затем — власти; все это было как бы главной пищей для всяческих зол. Ибо алчность уничтожила верность слову, порядочность и другие добрые качества; вместо них она научила людей быть гордыми, жестокими, продажными во всем и пренебрегать богами. Честолюбие побудило многих быть лживыми, держать одно затаенным в сердце, другое — на языке готовым к услугам, оценивать дружбу и вражду не по их сути, а по их выгоде и быть добрыми не столько в мыслях, сколько притворно. Вначале это усиливалось постепенно, иногда каралось; впоследствии, когда людей поразила зараза, подобная мору, гражданская община изменилась; правление из справедливейшего и наилучшего стало жестоким и нестерпимым.
<...>
Для них, мне кажется, забавой были богатства; ведь они могли бы с честью ими владеть, а торопились растратить их позорно. Далее, их охватила не меньшая страсть к распутству, обжорству и иным удовольствиям: мужчины стали вести себя как женщины, женщины — открыто торговать своим целомудрием. Чтобы разнообразить свой стол, они обшаривали землю и море; ложились спать до того, как их начинало клонить ко сну; не ожидали ни чувства голода или жажды, ни холода, ни усталости, но в развращенности своей предупреждали их появление. Все это, когда собственных средств уже не хватало, толкало молодежь на преступления. Человеку, преисполненному дурных качеств, нелегко было отказаться от своих прихотей; тем безудержнее предавался он стяжанию и всяческим тратам».
У Ницше нечто похожее например описывается тут
«постоянная борьба со всегда одинаковыми неблагоприятными условиями, как сказано, является причиной того, что тип становится устойчивым и твёрдым. Но наконец наступают-таки благоприятные обстоятельства, огромное напряжение ослабевает; быть может, среди соседей уже нет более врагов, и средства к жизни, даже к наслаждению жизнью, имеются в избытке. Разом рвутся узы, и исчезает гнёт прежней дисциплины: она уже не ощущается необходимостью, условием существования — если бы она хотела продолжить своё существование, то могла бы проявляться только в форме роскоши, архаизирующего вкуса. Вариации, в форме ли отклонения (в нечто высшее, более тонкое, более редкое) или вырождения и чудовищности, вдруг появляются на сцене в великом множестве и в полном великолепии; индивид отваживается стоять особняком и возвышаться над общим уровнем. На этих поворотных пунктах истории сосуществуют и часто сплетаются друг с другом великолепное, многообразное, первобытно-мощное произрастание и стремление ввысь, что-то вроде тропического темпа в состязании роста и чудовищная гибель и самоуничтожение из-за свирепствующих друг против друга, как бы взрывающихся эгоизмов, которые борются за «солнце и свет» и уже не знают никаких границ, никакого удержа, никакой пощады, к чему могла бы их обязывать прежняя мораль».
Если прочитать всю часть 262 тут (следует это сделать) https://apoliteia.ru/nietzsche/jenseits-von-gut-und-boese то мне кажется все это скорее подвешенностью заканчивается
> Что значит они обратились против себя.
Вообще вроде там написано "инстинкты обратились друг против друга" (вместо того чтобы действовать слаженно на благо x, в интеграции в "целое"), но про обращение против себя есть еще такое:
«В рамках инстинктивного отбора всего того, чему надлежит разрушаться, они будут сами направлять себя к гибели. Симптомы этого саморазрушения обездоленных: самовивисекция, отравление, опьянение, романтизм, прежде всего инстинктивное влечение к тем действиям, которыми наживаешь себе смертельных врагов среди могущественных (— будто специально выращивая себе палачей); воля к разрушению как частный случай еще более глубокого инстинкта, инстинкта саморазрушения, воли к ничто. [...] Нигилизм как симптом того, что обездоленные теперь лишены утешения, что они разрушают, чтобы самим разрушиться».
Интересно что этот фрагмент ("Европейский нигилизм") заканчивается очень похоже на то как заканчивается процитированное в "По ту сторону добра и зла":
«Кто же окажется при этом сильнейшим? Самые умеренные; те, кто не нуждаются в радикальных догматах, те, кто не только допускают, но и любят изрядную долю случайности, бессмыслицы, те, кто могут думать о человеке со значительным снижением его ценности, не становясь от этого мелкими и слабыми: богатейшие здоровьем, способные справиться с большинством напастей и потому не так их боящиеся — люди, уверенные в своей мощи и с сознательной гордостью представляющие собой силу, достигнутую человечеством».
Евр.Ниг. это неопубликованный фрагмент. Что значит "спасутся умеренные", при чем тут ирония, как именно они спасутся или других спасут, делает ли Ницше официально на это ставку или нет — хз, видимо предлагается дальнейшим философам этот вопрос додумать (вопрос по сути: как победить нигилизм и декаданс, и какова должна быть от них защита)
Хоть я отправил читать часть 262 ладно еще процитирую
«Они обнаружат, эти проницательные наблюдатели и подёнщики, что всё идёт к близкому концу, что всё вокруг них портится и наводит порчу, что ничто не устоит до послезавтрашнего дня, кроме одного вида людей, неизлечимо посредственных. Одни посредственные только и имеют шансы продолжать существовать и плодиться, — они люди будущего, единственные, кто переживёт настоящее; «будьте такими, как они! сделайтесь посредственными!» — вот что повелевает единственная мораль, которая ещё имеет смысл и которой ещё внемлят. — Но её трудно проповедовать, эту мораль посредственности! — она ведь никогда не посмеет сознаться, что́ она такое и чего она хочет! она должна говорить об умеренности и достоинстве, об обязанностях и любви к ближнему, — ей будет трудно скрывать иронию!»
>Ницше все еще был гелиоцентристом >>180306 →
Интересно, почему познающий не погружается в воду истины, когда она мелкая...
«Вечное возвращение даже самого маленького человека! — Это было неприязнью моей ко всякому существованию!
Ах, отвращение! отвращение! отвращение!»
А что если она именно что мелкая, а не "страшная", "ужасная"...
И что делать дальше, если принять, что она мелкая?
Ведь именно это и есть "самое страшное", то что приводит к нигилизму https://apoliteia.ru/fragments/nietzsche-sinnlose-welt, не что жизнь это страдание, а что жизнь (вообще) — мелкая.
(То есть, нет всеразличных фантасмагорий с финальной битвой богов, борьбой за каждую человеческую душу, космогонических и эсхатологических драм, иррелигиозное мировозрение [каким оно вышло] и есть принятие "истины о мелкости")
нам ли, русским, привыкать
🪱🦜
Это правда хорошо описано, но возник вопрос - что тогда происходит с самими евреями в плане их личности, даже индивидуальности. Задача - выжить? Выжить любой ценой, лишь бы и дальше был такой народ? Это какая-то абсолютная адаптация и принятие мира, то есть мир движется, а мы подчиняемся его законам? Это абсолют "осознанной необходимости" когда человек не заостряет внимание на "Я"? Грубо говоря, есть ли кто-то "внутри" такого еврея, если дело в мимикрии или это был такой этап и маскировка-адаптация нужны не всегда?
Скажем, аристократия вымирает, а евреи продолжают жить, но кто такие евреи и что они несут с собой, если в центре всего - выживание (если я вообще верно пишу)
"Страсть к познанию" и "Воля к истине" это разные вещи. Истине противоположна ложь, а знанию противоположно незнание, пустота, неотвеченный вопрос. Можно отказать лжи (очередному мифу) в том, чтобы он заполнил (твой) неотвеченный вопрос, но это не будет "стремлением к истине любой ценой". Точно так же "интеллектуальная честность" не тождественна страсти к познанию, это в еще более концентрированном виде "желание не лгать / обманываться", связанное с разрушением чьих-то теорий, деконструкцией мифов и т.п. Познающий не разрушает мифы, ему на них наплевать, его двигатель — неразрешенный вопрос (а не раздражающее наличие чьих-то чужих неправильных ответов на него).
Ницше, кстати, сам очень склонялся почему-то именно к разрушению чужих ответов. Мне лично даже не совсем понятно такое стремление. Вот мне кажется, что христианство ложно. Или Ренан — дурак, или Вагнер. Ну я просто не буду обращать на них внимания, и буду заниматься своими делами, искать ответы на свои вопросы. Могу поделиться с людьми своими вопросами, а если найду ответы, могу поделиться ответами. Но зачем писать горы текста с критикой? Цель такой деятельности, по-видимому, как раз не в страсти к познанию, а в желании повлиять на популяцию. Ну, мне тоже несимпатично такое "правдорубство", но это ведь как раз не страсть к познанию...
---
Ницшеведы 1) часто смешивают "познающего" и "свободного духа" (~льва) 2) мало детально анализируют фигуру "познающего".
Я не знаю, где бы Ницше так откровенно отрекался от роли "познающего" или ругал "познающих", как он делает с фрайгайстами и с волей к истине.
---
В ГМ III.24 критикуются "верующие в истину", с "безоговорочной волей к истине", но при этом целых два раза там употребляет "wir Erkennenden".
"Die in schwer lesbarer Handschrift verfasste vorletzte Aufzeichnung der Hefte bestimmt das "Denken" als "ein unhörbares Gespräch mit den entflohenen Göttern"."
— Hungernd, gewaltthätig, einsam, gottlos: so will sich selber der Löwen-Wille.
Frei von dem Glück der Knechte, erlöst von Göttern und Anbetungen, furchtlos und fürchterlich, gross und einsam: so ist der Wille des Wahrhaftigen.
— habt klügere Hände, greift nach tieferem Glücke, nach tieferem Unglücke, greift nach irgend einem Gotte, greift nicht nach mir:
— mein Unglück, mein Glück ist tief, du wunderlicher Tag, aber doch bin ich kein Gott, keine Gottes-Hölle: tief ist ihr Weh.
Was ist gut? — Alles, was das Gefühl der Macht, den Willen zur Macht, die Macht selbst im Menschen [(— der Mensch ist ein Ende —)] erhöht. [ In einem andren Sinne giebt es ein fortwährendes Gelingen einzelner Fälle an den verschiedensten Stellen der Erde und aus den verschiedensten Culturen heraus, mit denen in der That sich ein höherer Typus darstellt: Etwas, das im Verhältniss zur Gesammt-Menschheit eine Art Übermensch ist. ]
Was ist schlecht? — Alles, was aus der Schwäche stammt.
Was ist Glück? — Das Gefühl davon, dass die Macht wächst, dass ein Widerstand überwunden wird.
Nicht Zufriedenheit, sondern mehr Macht; nicht Friede überhaupt, sondern Krieg; nicht Tugend, sondern Tüchtigkeit (Tugend im Renaissance-Stile, virtù, moralinfreie Tugend)
Die Schwachen und Missrathnen sollen zu Grunde gehn: erster Satz unsrer Menschenliebe. Und man soll ihnen noch dazu helfen.
Was ist schädlicher als irgend ein Laster? — Das Mitleiden der That mit allen Missrathnen und Schwachen — das Christenthum…
[... das kranke Thier Mensch, — der Christ… ...]
Todkrieg gegen das Laster: das Laster ist die Dialektik der Platonismus das Christenthum.
— ... Und wie ihm die Welt auseinander rollte, so rollt sie ihm wieder in Ringen zusammen, als das Werden des Guten durch das Böse, als das Werden der Zwecke aus dem Zufalle.
Die Zukunft und das Fernste sei dir die Ursache deines Heute: in deinem Freunde sollst du den Übermenschen als deine Ursache lieben. ... —
Darin, daß die Welt ein göttliches Spiel sei und jenseits von Gut und Böse — habe ich die Vedantaphilosophie und Heraclit zum Vorgänger. [— Heraclit: die Welt eine absolute Gesetzlichkeit: wie könnte sie eine Welt der Ungerechtigkeit sein! — also eine moralische Beurtheilung „die Erfüllung des Gesetzes“ ist absolut; der Gegensatz ist eine Täuschung; auch die schlechten Menschen ändern nichts daran, so wie sie sind, erfüllt sich an ihnen die absolute Gesetzlichkeit. Die Nothwendigkeit wird hier moralisch verherrlicht und gefühlt. [Heraclit. Kampf gegen den Mythus, insofern er die Griechen isolirt und sie den Barbaren entgegenstellt. Er denkt über eine Weltordnung nach, die überhellenisch ist. Empedocles. Panhellenischer Reformator, pythagoreisches Leben, wissenschaftlich begründet. Neue Mythologie. Einsicht in die Unvernunft der beiden Triebe, Liebe und Hass. Liebe Democratie Gütergemeinschaft. Vergleich mit Tragödie. Anaxagoras. Die Welt als unvernünftig, aber doch maassvoll und schön: so sollte der Mensch sein und so fand er ihn in den älteren Athenern, Aeschylus usw. Seine Philosophie Spiegelbild des älteren Athen: Gesetzgebung für Menschen, die keine brauchen.]]
Der Mensch nicht Produkt der Vergangenheit, sondern Wiederkehr. Einheit alles Lebendigen. [Der Philosoph ist die Fortsetzung des Triebes, mit dem wir fortwährend, durch anthropomorphische Illusionen, mit der Natur verkehren. Das Auge. Zeit.]
Die großen Philosophen sind selten gerathen. Was sind denn diese Kant, Hegel, Schopenhauer, Spinoza! Wie arm, wie einseitig! Da versteht man, wie ein Künstler sich einbilden kann, mehr als sie zu bedeuten. Die Kenntniß der großen Griechen hat mich erzogen: an Heraclit Empedocles Parmenides Anaxagoras Democrit ist mehr zu verehren, sie sind voller. Das Christenthum hat es auf dem Gewissen, viele volle Menschen verdorben zu haben z.B. Pascal und früher den Meister Eckart. Es verdirbt zuletzt gar noch den Begriff des Künstlers: es hat eine schüchterne Hypocrisie über Raffael gegossen, zuletzt ist auch sein verklärter Christus ein flatterndes schwärmerisches Mönchlein, das er nicht wagt, nackt zu zeigen. Goethe steht gut da.
[Plato hielt sich nicht in der Bahn des Socrates, die ersten Eindrücke des Heraclit schlugen vor, Pythagoras war das geheime neidisch angeschaute Ideal. [Socrates. Die tragische Geschwindigkeit der Griechen. Die älteren Philosophen haben nicht gewirkt. Die Lebensvirtuosen: die älteren Philosophen denken immer ikarisch. Democrit: die Welt ist unvernünftig, auch nicht maassvoll und schön, sondern nur nothwendig. Unbedingte Beseitigung alles Mythischen. Die Welt ist begreiflich. Er will die Polis (an Stelle des epikurischen Gartens); das war eine Möglichkeit des hellenischen Lebens. Parmenides. Theoretische Geringschätzung der Welt, als einer Täuschung. Kampf gegen das Phantastische und Wogende der ganzen Weltbetrachtung: er will dem Menschen Ruhe geben gegen die politische Leidenschaft. Gesetzgeber.]]
Ich glaube nicht mehr an die „naturgemässe Entwicklung“ der Griechen: sie waren viel zu begabt, um in jener schrittweisen Manier, allmählich zu sein, wie es der Stein und die Dummheit sind. Die Perserkriege sind das nationale Unglück: der Erfolg war zu gross, alle schlimmen Triebe brachen heraus, das tyrannische Gelüst ganz Hellas zu beherrschen wandelte einzelne Männer und einzelne Städte an. Mit der Herrschaft von Athen (auf geistigem Gebiete) sind eine Menge Kräfte erdrückt worden; man denke nur, wie unproductiv Athen für philosophie lange Zeit war. Pindar wäre als Athener nicht möglich gewesen. Simonides zeigt es. Und Empedocles wäre es auch nicht, Heraclit nicht. Alle grossen Musiker kommen fast von Aussen. Die athenische Tragödie ist nicht die höchste Form, die man denken könnte. Den Helden derselben fehlt doch das Pindarische gar zu sehr. Überhaupt: wie grässlich war es, dass der Kampf gerade zwischen Sparta und Athen ausbrechen musste — das kann gar nicht tief genug betrachtet werden. Die geistige Herrschaft Athens war die Verhinderung jener Reformation. Man muss sich einmal dahinein denken, wo diese Herrschaft noch gar nicht da war: nothwendig war sie nicht, sie wurde es erst in Folge der Perserkriege, d.h. erst, nachdem es die physische politische Macht zeigte. Milet war z.B. viel begabter, Agrigent auch.
"Zwar hat man im Eifer darauf hingezeigt, wie viel die Griechen im orientalischen Auslande finden und lernen konnten, und wie mancherlei sie wohl von dort geholt haben. Freilich gab es ein wunderliches Schauspiel, wenn man die angeblichen Lehrer aus dem Orient und die möglichen Schüler aus Griechenland zusammenbrachte und jetzt Zoroaster neben Heraklit, die Inder neben den Eleaten, die Ägypter neben Empedokles oder gar Anaxagoras unter den Juden und Pythagoras unter den Chinesen zur Schau stellte. Im Einzelnen ist wenig ausgemacht worden; aber den ganzen Gedanken ließen wir uns schon gefallen, wenn man uns nur nicht mit der Folgerung beschwert, daß die Philosophie somit in Griechenland nur importirt und nicht aus natürlichem heimischem Boden gewachsen sei, ja daß sie, als etwas Fremdes, die Griechen wohl eher ruinirt als gefördert habe. Nichts ist thörichter als den Griechen eine autochthone Bildung nachzusagen, sie haben vielmehr alle bei anderen Völkern lebende Bildung in sich eingesogen, sie kamen gerade deshalb so weit, weil sie es verstanden den Speer von dort weiter zu schleudern, wo ihn ein anderes Volk liegen ließ. Sie sind bewunderungswürdig in der Kunst, fruchtbar zu lernen: und so, wie sie, sollen wir von unsern Nachbarn lernen, zum Leben, nicht zum gelehrtenhaften Erkennen, alles Erlernte als Stütze benutzend, auf der man sich hoch und höher als der Nachbar schwingt."
— Thales’ Städtebund: er sah das Verhängniss der Polis und sah den Mythus als das Fundament der Polis. Brach er den Mythus, dann vielleicht auch die Polis. Thales als Staatsmann. Kampf gegen die Polis. [Thales — das Unmythische.]
Heraclits Stellung zu den Persern: er war über die Gefahr des Hellenischen und Barbarischen klar. [Heraclit — Gesetzmässigkeit und Gerechtigkeit in der Welt.]
Anaximander als Coloniengründer. [Anaximander — Vergehen und Entstehen in der Natur moralisch als Schuld und Strafe.]
Parmenides als Gesetzgeber. [Parmenides — die andere Welt hinter dieser; diese als Problem.]
Empedocles der Democrat, der sociale Reformen im Schilde führt. [Empedocles — blinde Liebe und blinder Hass; das tief Unvernünftige im Vernünftigsten der Welt.]
[Democrit — die Welt ist ganz ohne Vernunft und Trieb, zusammengeschüttelt. Alle Götter und Mythen unnütz.]
[Socrates: da bleibt mir nichts als ich mir selbst; Angst um sich selbst wird die Seele der Philosophie. [Der erste negative Philosoph und aggressive Bruch mit dem Griechischen.]
Plato’s Versuch, alles zu Ende zu denken und der Erlöser zu sein. [ Socrates und Plato. Die Bildung. Jetzt erst „Schule“. Feindschaft gegen die naturwissenschaftliche Erklärung.]]
[ Empedocles — Tragödie
Heraclit — Archilochus
Democrit — Anacreon
Pythagoras — Pindar
Anaxagoras — Simonides.
Sacrale Monodie
Xenophanes sympotisch.
Alles Vergleichen von Personen ist schief und dumm. ]
"eine Art Übermensch ist" —: e.g. "Heraclit ["Cosmodicee der Kunst."]. Künstlerische Weltbetrachtung. / Anaxagoras. Naturgeschichte des Himmels. Teleologie. Athenischer Philosoph. / Empedocles [Plato: "Ägyptische Taubheit und Kälte"]. Der ideal-vollkommene Grieche." usw. [wrt to "higher kind"/"ein höherer Typus"]: Und ihrem Einfluss ist es zuzuschreiben, dass die durch Jahrhunderte fortlebende Anschauung des griechischen Alterthums mit fast unüberwindlicher Zähigkeit jene blassrothe Heiterkeitsfarbe festhielt — als ob es nie ein sechstes Jahrhundert mit seiner Geburt der Tragoedie, seinen Mysterien, seinen Empedocles und Heraclit gegeben habe, ja als ob die Kunstwerke der grossen Zeit gar nicht vorhanden seien, die doch — jedes für sich — aus dem Boden einer solchen greisenhaften und sklavenmässigen Daseinslust und Heiterkeit gar nicht zu erklären sind und auf eine völlig andere Weltbetrachtung als ihren Existenzgrund hinweisen.
Die Macht selbst im Menschen erhöht, und nicht die Philosophie (oder die Philosophen) an sich.
Die Menschheit stellt nicht eine Entwicklung zum Besseren oder Stärkeren oder Höheren dar, in der Weise, wie dies heute geglaubt wird.
... Es ist von Anfang an etwas Ungesundes in solchen priesterlichen Aristokratien und in den daselbst herrschenden, dem Handeln abgewendeten, theils brütenden, theils gefühls-explosiven Gewohnheiten, als deren Folge jene den Priestern aller Zeiten fast unvermeidlich anhaftende intestinale Krankhaftigkeit und Neurasthenie erscheint; was aber von ihnen selbst gegen diese ihre Krankhaftigkeit als Heilmittel erfunden worden ist, — muss man nicht sagen, dass es sich zuletzt in seinen Nachwirkungen noch hundert Mal gefährlicher erwiesen hat, als die Krankheit, von der es erlösen sollte? Die Menschheit selbst krankt noch an den Nachwirkungen dieser priesterlichen Kur-Naivetäten! ... Bei den Priestern wird eben Alles gefährlicher, nicht nur Kurmittel und Heilkünste, sondern auch Hochmuth, Rache, Scharfsinn, Ausschweifung, Liebe, Herrschsucht, Tugend, Krankheit; — mit einiger Billigkeit liesse sich allerdings auch hinzufügen, dass erst auf dem Boden dieser wesentlich gefährlichen Daseinsform des Menschen, der priesterlichen, der Mensch überhaupt ein interessantes Thier geworden ist, dass erst hier die menschliche Seele in einem höheren Sinne Tiefe bekommen hat und böse geworden ist — und das sind ja die beiden Grundformen der bisherigen Überlegenheit des Menschen über sonstiges Gethier!…
[ Und man soll ihnen noch dazu helfen. ]
Was ist schlecht? — Alles, was aus der Schwäche stammt.
[ ... „Zu meiner letzten Sünde? rief Zarathustra und lachte zornig über sein eigenes Wort: was blieb mir doch aufgespart als meine letzte Sünde?“
— Und noch ein Mal versank Zarathustra in sich und setzte sich wieder auf den grossen Stein nieder und sann nach. Plötzlich sprang er empor, —
„Mitleiden! Das Mitleiden mit dem höheren Menschen! schrie er auf, und sein Antlitz verwandelte sich in Erz. Wohlan! Das — hatte seine Zeit!
Mein Leid und mein Mitleiden — was liegt daran! ... ]
Und man rechnet die Zeit nach dem dies nefastus, mit dem dies Verhängniss anhob, — nach dem ersten Tag des Christenthums! — Warum nicht lieber nach seinem letzten? — Nach Heute? — Umwerthung aller Werthe!…
[Gesetz: Gesetz wider das Christenthum.]
— "The powerful exact [alt.: do] what they can, and the weak have to comply. [But no necessity is presupposed, "as such".]" — and vice versa. —
... выражаясь мягче: должно быть "слабые" не ведут "заговора" против сильных, как и сильные против слабых, - проблема в том, что не может быть иначе, - слабые говорят и делают что могут, и сильные делают то же самое: следовательно, когда слабых слишком много, условия жизни сдвигаются в силу числа/Zahl к условиям жизни для слабых - но ничего, абсолютно ничего из этого не делает их суждения о жизни, добре и зле истинными или ложными, а только "перспективальными" (GD, Anti-Darwin)... однако и те, и другие, - могут человечеству навредить (как "христиане", так и Цезари того времени (вероятно, слишком невоздержные, слишком неумеренные, не "сохраняющие власть над собой", - тем самым повлиявшие на возникновение т.н. decadence)) и в совокупности либо человечество [die Menschheit / der Mensch] уничтожить, либо низвести [niedrig] к ничему, - т.к. принцип сострадания требует возрастания слабости, а не устранения условий её возникновения/"возвращения"/wiederkehr
проблема несовместимости движения направленного на улучшение условий существования для всех ("последний человек") с изменениями, направленными на развитие как таковое ("сверхчеловек"): условия существования типа "своего рода сверхчеловек" сущностно не совместимы с условиями существования, ценностям типа "последний человек"
соответственно и как следствие: философия Ecce Homo (выбора условий бытия/dwelling), философия A как философия отказа от христианских ценностей, - философия максимального высвобождения (в смысле JGB-13) сущности человека, а не подчинения моральным установкам, диалектическому мышлению, вере (в идеалы, в формы религий) и т.п. (der Mensch als Typus: Ницше подчёркивает, что преследование чужих желаний, а не собственных, сделало его "декадентом", т.е. "что-то вроде калеки")
потому: проблема иерархии, проблема совместимости человеческих типов (что важнее: самих людей, конкретного и естественного, а не абстрактного), проблема общего "вектора" развития событий (orientierung) как следствие преобладания тех или иных типов (проблема теоретизации более высокого типа человека, либо Rangordnung, либо и то, и другое, - с точки зрения философии (в философии Ницше не отделяет религии от, собственно, философии, - религия для Ницше (например, ислам) и есть определённая разновидность философии (например, идеологии)))
... – где нашел я и старого дьявола своего, и извечного врага – Духа Тяжести со всем, что создал он – Насилием, Законом, Необходимостью, Следствием, Целью, Волей, Добром и Злом. ...
проблема более тотального масштаба - проблема науки и философии: что такое "мыслить"? (что есть "метод", "паттерн", "правило" и пр.? как оно возникло? в чем их ценность? и т.д.)
теория вероятности как типический сократизм: почему "случай" подчинён "цели"? что это за "цель"?
более значимое: необходимость случайностного мышления: Gelassenheit Хайдеггера как "общение с богами", медитации чань-буддизма как случайное возникновение (wiederkehr) свободно-ассоциативного мышления ("инстинкты"), неподчинение чужим условиям существования и чужим желаниям (а только собственным, метафизически конкретным как "центр тяжести" в собственном существе an sich) кроме как в точках пересечения желаний ("Как приятно, что есть в мире слова и звуки: слова и звуки – разве они не призрачные мосты и радуги для всего, что разъединено навеки? У каждой души – свой особый мир, и мир другой души для нее – мир иной."), необходимость принципа amor fati как предусловия такового мышления (т.е. устранения "могло быть иначе" для высвобождения мышления свободного от целеполагания, нецелевого - но и не бесцельного, т.к. цели заключены в сущности "себя"/"Selbst")
критика самого метода целеполагания как метода мысли: зачастую "цель" не известна, а "дедуктивный метод" ("Шерлока Холмса", мистификация ("мистические объяснения считаются глубокими; истина в том, что они даже и не поверхностны")) зачастую ничем не отличается (J. Hintikka: как и у Хайдеггера, "познание" есть "общение", т.е. interrogation) от "интуитивного"/"инстинктивного"/"телесного-плотского-воплощённого" "мышления" (т.е. возникновения т.н. "мыслей", "структур" и пр.): почему обязательно должны быть цели?
сдвиг вопроса о "истине"/"цели" на проблему сущностную: что есть тот человек, который задаёт "направление" ("wer soll der Erde Herr sein?")? что есть сам "источник истин"? являет ли он собой "восходящий" или "нисходящий" тип существования (буквально: деградацию или Macht, "мощь": "Wo in irgend welcher Form der Wille zur Macht niedergeht, giebt es jedes Mal auch einen physiologischen Rückgang, eine décadence. Die Gottheit der décadence, beschnitten an ihren männlichsten Tugenden und Trieben, wird nunmehr nothwendig zum Gott der physiologisch-Zurückgegangenen, der Schwachen. Sie heissen sich selbst nicht die Schwachen, sie heissen sich „die Guten“…")? (исходя из типа сущности, можно предположить и её "цели")
"целеполагание" как типический оптимизм (т.е. не кретинизм (случай "толпы"), не глупость (случай Платона, не распознавшего учительскую "мудрость": "πρόσϑε Πλάτων ὄπιϑέν τε Πλάτων μέσση τε Χίμαιρα"), а хитрость, - смышлёность) Сократа, т.е. decadence (хитрость по отношению к власти, аристократии того времени, - урбанизм мышления Сократа): мы не можем заранее знать, что для нас есть (в конечном счёте) действительная цель: у нас нет на это "способностей" (как и в "Оценки, суждения о ценности жизни, за или против, в конечном счете никогда не бывают истинными: они представляют ценность лишь как симптомы, они принимаются в соображение лишь как симптомы, – сами по себе такие суждения являются глупостями. Нужно непременно поставить своей целью и постараться уловить ту удивительную finesse, что ценность жизни не может быть установлена." - ситуация повторяется точным образом: мы не можем устанавливать себе "цели", мы можем только их создать, "выдумывать", - но не более; для того, чтобы достичь цели, мы должны в настоящий момент выполнить те или иные негативные, не-счастливые действия, - но для этого надо их знать заранее, - а это практически не возможно, пока не была достигнута подобная "мудрость" (как Macht), и в тотальности бытия не возможно в принципе и исходя из "определения"...)
Und hier rühre ich wieder an mein Problem, an unser Problem, meine unbekannten Freunde (— denn noch weiss ich von keinem Freunde): welchen Sinn hätte unser ganzes Sein, wenn nicht den, dass in uns jener Wille zur Wahrheit sich selbst als Problem zum Bewusstsein gekommen wäre?… An diesem Sich-bewusst-werden des Willens zur Wahrheit geht von nun an — daran ist kein Zweifel — die Moral zu Grunde: jenes grosse Schauspiel in hundert Akten, das den nächsten zwei Jahrhunderten Europa’s aufgespart bleibt, das furchtbarste, fragwürdigste und vielleicht auch hoffnungsreichste aller Schauspiele…
Und, um es noch zum Schluss zu sagen, was ich Anfangs sagte: lieber will noch der Mensch das Nichts wollen, als nicht wollen… [Dennoch... "Was ist gut? — Alles, was das Gefühl der Macht, den Willen zur Macht, die Macht selbst im Menschen erhöht."]
"Переоценка всех ценностей!"
— Wie man wird, was man ist.
Только декадент и нуждается в "истине", "мудрости" и удовлетворении т.н. "anxiety". Ужасное противоречие и вырожденные формы: Лакан переиначил у Хайдеггера то, что последний переиначил из Кьеркегора (и попутно, по собственному признанию, "изнасиловал" Канта; также: неувязки между Ларюэлем и Лаканом, избегание Дерридой конкретных формулировок, название эпистемологического "пустынника" ("дщерь пустыни" подобно "тени" из Za-IV) Дерридой квиетиста Ларюэля "террористом", когда как "террорист" скорее Греле, чем Ларюэль), что Кьеркегор, явно или нет, как состояние психически-феноменологического уже получил готовым из формулы "cogito, ergo sum", которую Декарт разрешил благодаря воле к власти (решению предпочесть объяснение "светом" всему остальному, т.е. самой проблеме), что также уже было и у Сократа, что до Сократа стало наличествовать в трагедиях Софокла, что ни Делёз, ни Хайдеггер не соответствуют взглядам Ницше, как следствие, "изнасиловали" и Ницше как философа, что проблема angst разрешается Ницше благодаря amor fati, т.е. "Noch Ein Mal!", т.е. Das Nachtwandler-Lied, что ... полная деградация и разрушение метода т.н. "философии": спекуляция посредством науки строить текст исходя из несуществующего: не разобравшись в основаниях - попытки строить сложное (случаи "понимания" ("изнасилования") Ницше известными философами: Hört mich! denn ich bin der und der. Verwechselt mich vor Allem nicht!): обнаружение "способности" и способа высвобождения воли к власти. Даже "лучшие" обнаружили свою нехватку умения, "знания", медленного чтения и желания "говорить правду и метко стрелять из лука": а именно, быть самими собой, а не быть посредством диалектической машинерии. ("Сократ, играй музыку!")
Но, в конечном итоге, разве это - философия?...
>быть самими собой, а не быть посредством диалектической машинерии
Объясните
Человечество всю свою историю фантазировало по поводу тех вопросов, на которые у него не было информации для ответа. Мы узнали эту тайну. Что мы ("познающие", не человечество) будем делать? Продолжать фантазировать! (ВМЕСТО того, чтобы научиться признаваться: мы не знаем.)
>KSA 12, 2[108]
>Что ценность мира состоит в нашей интерпретации (— что, вероятно, где-то могут быть и другие интерпретации, нежели чисто человеческие —), что прежние интерпретации — это перспективистские оценки, благодаря которым мы поддерживаем свое существование, то есть волю к власти, к росту власти...
---
Эпистемология Ницше (отчасти об этом, согласно нек. планам, должна была быть следующая его книга) засорена
1) филологией (изучением хомосапых поделок, гуманитарная "наука", по сути расширенная теология, этот предмет невозможно по-настоящему "изучать", там действительно возможны "только интерпретации") BGE 22
2) нечеткое искомое познания. Когда Ницше говорит о перспективизме, он часто повторяет какие-то концепции Теэтета и Тейхмюллера о неких потоках восприятий, слишком много думает о том, "как мы воспринимаем объект" (сюда же европейская "вещь в себе", на кой черт нам "вещь"? "назад к вещам" — а может лучше наоборот, подальше от "вещей", к чему-то более важному?). Тогда как перво-научное познание занимается вовсе не исследованием столов и стульев, оно пытается решить универсальные проблемы: что такое жизнь и откуда она взялась, какова вселенная, и "что все это значит". Когда Ницше не говорит о перспективах на объекты и "объективное, слишком объективное", другой его ответ на все: "воля к власти". Но, в миллионный раз, какое дело Юпитеру до твоей власти и твоей воли. Какое дело Солнцу до летающей банки с пауками.
Прикол кстати
В 1868 г. Ницше думает писать диссертацию на тему «Понятие органического со времен Канта». Хочет изучать химию. В 1869 в письме к Э. Роде: «Мы все же крупно остались в дураках у судьбы: еще на прошлой неделе я собирался написать тебе письмо с предложением сообща заняться химией и послать филологию туда, куда ей и место: к скарбу предков. И вот же чертова "судьба" манит филологической профессурой».
Утверждение о том, что истина — вот она и что теперь-то и придет конец невежеству и заблуждению, — это один из видов самого великого совращения, какое только существует.
Положим, мы в нее поверили: тогда в нас парализуется всякое желание проверять, исследовать, проявлять осторожность, испытывать — такое желание может даже прослыть наглостью, а точнее, сомнением в истине...
Следовательно, «истина» — более губительна, нежели заблуждение и невежество, ибо связывает те способности, с помощью коих работают ради просвещения и познания.
И вот — такой аффект, как леность, принимает сторону «истины»:
«Мыслить — это такая докука, такое бедствие!»
[...] «По плодам их познаете их»... «Истина» истинна, поскольку делает людей лучше...
---
Антихрист
Условия, при которых меня можно понимать... нужно сделаться равнодушным и не задаваться вопросом о том, есть ли польза от истины, не окажется ли она роковой для тебя.
Приходилось отвоёвывать каждую полоску истины, жертвуя почти всем, к чему обыкновенно привязаны наше сердце, наша любовь, наше доверие к жизни. Для этого необходимо величие души: служение истине — самая тяжкая служба. — Что же значит быть порядочным в делах духа? Это значит быть суровым к своему сердцу, презирать «красивые чувства», скрупулёзно взвешивать каждое Да и Нет! — — — Вера спасает, — следовательно, она лжёт…
Die Art ist Alles, Einer ist immer Keiner.
- Истина. Что обычно зовется истиной и что есть истина. "Критерий истины" (глава в одном из планов, KSA 13, 16[86])
- Воля к истине. Воля к истине vs Воля к власти
- Ценность истины. В сравнении с "ценностью для жизни" и "пользой"
Он над ними всегда думал, начиная с 1873 "Об истине и лжи во внеморальном смысле" (да и в РТ). В книгах 80-х он в своих ответах колеблется. В предисловиях 1886 он скорее стоит на позициях "наслаждения видимостью против правдорубства", как в Рождении трагедии. Такое обхождение с истиной, по сути, романтическое?!
В Антихристе же всё с точностью до наоборот, и максимально недвузначно >>180553
>Условия, при которых меня можно понимать... нужно сделаться равнодушным и не задаваться вопросом о том, есть ли польза от истины, не окажется ли она роковой для тебя.
>Вера спасает, — следовательно, она лжёт…
Что в Ecce Homo, последнем сочинении (не густо, но вот то что есть):
- сколько силы имеет человек, настолько он может осмелиться в продвижении к истине
- «До этого не знали, что такое высота, что такое глубина, ещё меньше знали, что такое истина»
- моими устами глаголет истина. — Но моя истина страшна: потому что до сих пор истиной называлась ложь
---
>Победа над «истиной» (все предшествующие «истины» — симптомы декаданса) (13, 15[54])
По-другому проблему истины можно разделить на проблемы так:
- Прошлые (лже-)истины | vs | Подлинная истина
- Истина как ложный идеал | vs | Истина, объясненная через волю к власти, ранговый порядок перспектив и "восходящую жизнь"
- Истина ради Истины | vs | (Лже-)Истина ради Пользы (или дилемма "Принятие истины, от которой можно погибнуть")
Чтобы совместить 2 и 3 так, чтобы они друг другу не противоречили, например можно понимать "истину, объясненную через волю к власти" НЕ через идею "истина есть то, что увеличивает волю к власти" (эта идея — "один из видов самого великого извращения, какое только существует"), а через идею такую:
На разных перспективах у разных "рангов" свои "истины" (перспективность свойство истины). И "истина восходящей жизни", или "широта перспективы", которая "растет вместе с властью" (ВН «власть, право и широта перспективы растут друг с другом ввысь»), является истиной только для этого ранга и этой перспективы. Если же на эту истину наталкивается (?) более низкая перспектива — тогда она может убить. В этом смысле «сколько силы имеет человек, настолько он может осмелиться в продвижении к истине». Чем выше ранг, тем больше градус. Если начать жить с истиной, не соответствующей твоему рангу, можно умереть (?!)
Решает ли эта концепция какие-то эпистемологические проблемы? Какие выводы из нее следуют? Смотрите в следующих сериях
>наслаждения видимостью против правдорубства
>В Антихристе же всё с точностью до наоборот
Ср. также ВН (1882):
Нет! Жизнь не разочаровала меня! Напротив, из года в год нахожу я ее более истинной, более желанной, более таинственной — с того самого дня, когда меня осенила великая освободительница: мысль о том, что жизни суждено быть экспериментом познающего, — а не долгом, не напастью, не мошенничеством! — И само познание: пусть для других будет оно чем-то иным, скажем некой опочивальней или путем к некой опочивальне, или развлечением, или праздностью, — для меня оно есть мир опасностей и побед, в котором и героическим чувствам дано танцевать и резвиться. “Жизнь — средство познания” — с этим тезисом в сердце можно не только храбро, но даже весело жить и весело смеяться!
*Мог бы дописать, что в Сумерках идолов об истине конечно главы "Разум в философии"/"Как истинный мир стал басней", но это по сути чисто критика довольно узкого (имхо) "идеалистического" представления об истине (Платон, Кант), и только критика, нет позитивного объяснения («Истина, объясненная через волю к власти, ранговый порядок перспектив и "восходящую жизнь"» — если это подразумевается, то не расшифровывается), а кроме этой главы об истине толком нету
---
Еще у Ницше есть
- Беспристрастное познание vs Творящее познание (Заратустра)
- Беспристрастное познание vs "Познание с поддержкой аффектов"
Но это я так не исчерпывая набросал просто
EH: «прежде всего он воспринимает их как самую вредоносную разновидность людей, ибо они отстаивают своё существование за счёт истины (auf Kosten der Wahrheit), равно как и за счёт будущего»
У жрецов и анархистов тоже есть своя воля к власти и свои убеждения, ей подпитываемые ей "избираемые"?. По сути, Ницше здесь не является сторонником прагматизма. Также он прагматизм очень правильно критикует в ВН V: «даже то, что называется здесь "полезностью", есть в конце концов тоже лишь вера, лишь воображение, а может и та роковая глупость, от которой мы однажды погибнем».
1) moral-epistemic administrators: platform curators, ideological gatekeepers, professional outrage entrepreneurs, “fact-priests,” and also anti-fact “prophets” (power through definition and excommunication, ressentiment becomes almost permanent because the enemy is always visible and always winning in public numbers).
2) The “Technician-ascetic” type: worships optimization, productivity, bio-hacking, life-as-project, a secular monasticism: self-control as morality, quantified self as “truth": reactive certainty-types vs experimental immanent types. (Because permanent comparison + economic/attention scarcity = constant reactive value-production. Subversion becomes inversion on speed-run, not new creation.)
3) Fatigue with truth as a moral burden. People will oscillate between data-absolutism and faith-absolutism. Both are symptoms of inability to live without a beyond.
4) Moralities that make safety/comfort the highest good. Decadence strategies, not an "ethical" (or philosophical) progress.
5) Real line of future culture is whether values return to body, sense, and becoming — or (for worse: “last-man” equilibrium: comfort-morality + algorithmic truth + managed risk, with periodic ressentiment eruptions) retreat into ever more abstract regimes (virtuality, pure “concept-networks”, post-human fantasies ("accelerationism", etc)): new forms of life (artistic, scientific, communal, even technological) that don’t need metaphysical guarantees.
The next decade tests whether humans become better herd animals with better tools or begin producing a new immanent nobility (the type that can affirm coincidence, chance, contingency and recurrence without needing a “true world”, and can create values explicitly rather than by resentment-inversion; not necessarily political rulers — they could also be artistic-scientific-merchant-philosophical founders of new practices ("... fast alle Existenzformen, die wir heute auszeichnen, haben ehemals unter dieser halben Grabesluft gelebt: der wissenschaftliche Charakter, der Artist, das Genie, der freie Geist, der Schauspieler, der Kaufmann, der grosse Entdecker… So lange der Priester als oberster Typus galt, war jede werthvolle Art Mensch entwerthet…")).
„Alle Wahrheit ist einfach.“ — Ist das nicht zwiefach eine Lüge? —
...
„Doch alle Lust will Ewigkeit —,
Elf!
„— will tiefe, tiefe Ewigkeit!
Zwölf!
То есть логика железная: Ницше считает, что физиология определяет всё, остальное надстройка, и надо как-то через жопу через "надстройку" и регулирование скрещивания изменять физиологию. Люди нашли, что можно напрямую менять физиологию. Значит, "императивное начало растет", у воли к власти новый супермощный рачаг, все остальные рычаги по сравнению с этим имеют исчезающе малое значение.
Всё бросать не надо, но понаблюдать и исследовать. Не надо какой-то паники. Этот эксперимент может оказаться неудачным. Генная модификация пришла и будет укрепляться (для богатых, конечно же), но предсказать, что получится, не так просто. То есть в чём вопрос? Ты хочешь помочь этой сфере за счёт популяризации (влияния на общественное мнение)? Тогда да, придётся рискнуть и добавить к этому Ницше для веса, но это всегда риск
Ды мне все равно как-то на генные модификации и на то что из этого будет... Тред про Ницше, вопрос про реконструирование его отношения к этому и потенциальную трансформацию его мысли в ответ на новые данные (когда он жил еще даже гены не открыли).
Если тебя реально волнует че там будет ирл с человечеством, то ты кажется ошибся разделом...
Именно
Прямо там, где кончается опыт! — И великие умы на свой лад умеют считать лишь до пяти, и их опыт ограничен — сразу за его границами их размышления кончаются: начинается их бесконечная пустота и глупость. (Утренняя заря 564)
>Ницше, кстати, сам очень склонялся почему-то именно к разрушению чужих ответов
Ницше называет (по-видимому) себя "прирожденный разрушитель" (/отрицатель)
KSA 13, 15 [13]
...явления нигилизма я продумал наиболее глубоко.
то есть прирожденный разрушитель (der geborene Vernichter)
Для понимания смысла контекста KSA 13, 11 [411]
Тот, кто берет здесь слово, напротив, только и занят был тем, чтобы опомнишься: как философ и инстинктивный отшельник, находивший свою выгоду в жизни на отшибе, в выжидании, промедлении, отставании; как дерзновенный и искусительный ум, блуждавший-таки по всем лабиринтам будущего; как парящий вещей птицей ум, бросающий взор назад, заводя рассказ о грядущем; как первый совершенный (vollkommene) нигилист Европы, но до конца проживший в себе этот самый нигилизм — оставивший его позади, ниже, вне себя самого...
---
В русском переводе черновиков перевод просто неправильный, "der geborene Vernichter" не может переводиться во множественном числе. Во французском тоже единственное число
nachlass.apoliteia.ru на этом сайте удобно нажимать ctrl+o и искать заметку по номеру
Очень круто что у нас есть переведенные черновики уже много лет (на английском по крайней мере 2 года назад не было, возможно все еще нет), но к сожалению желательно почаще перепроверять
Ну люди и так поборют это гидру и будут на Марсе, но видимо белые там уже будут не в большинстве...
>>180674
1. Кошки классные, люблю кошек;
2. продолжайте, мне кажется это вот-вот сложится во что-то интересное
Wissenschaft als Gefahr.
Furcht nämlich — ist unsre Ausnahme. Muth aber und Abenteuer und Lust am Ungewissen, am Ungewagten, — Muth dünkt mich des Menschen ganze Vorgeschichte.
Den wildesten muthigsten Thieren hat er alle ihre Tugenden abgeneidet und abgeraubt: so erst wurde er — zum Menschen.
Dieser Muth, endlich fein geworden, geistlich, geistig, dieser Menschen-Muth mit Adler-Flügeln und Schlangen-Klugheit: der, dünkt mich, heisst heute —
... Rom gegen Judäa, Judäa gegen Rom ...
Das Jesus-Paradoxon. "Diese Aussage ist wahr."
— — Habe ich noch zu sagen, dass im ganzen neuen Testament bloss eine einzige Figur vorkommt, die man ehren muss? Pilatus, der römische Statthalter. Einen Judenhandel ernst zu nehmen — dazu überredet er sich nicht. Ein Jude mehr oder weniger — was liegt daran?… Der vornehme Hohn eines Römers, vor dem ein unverschämter Missbrauch mit dem Wort „Wahrheit“ getrieben wird, hat das neue Testament mit dem einzigen Wort bereichert, das Werth hat, — das seine Kritik, seine Vernichtung selbst ist: „was ist Wahrheit!“… So lange der Priester noch als eine höhere Art Mensch gilt, dieser Verneiner, Verleumder, Vergifter des Lebens von Beruf, giebt es keine Antwort auf die Frage: was ist Wahrheit? Man hat bereits die Wahrheit auf den Kopf gestellt, wenn der bewusste Advokat des Nichts und der Verneinung als Vertreter der „Wahrheit“ gilt…
Die Antwort auf die Frage ist die Lösung des oben genannten Konflikts.
Fiat philosophia, fiat philosophus, fiat mundus!
KSA 9, 7 [242]
Платон характеризовал страсть к познанию как идеализированный афродизийский инстинкт: всегда в погоне за еще большей красотой! Высшая красота открывается мыслителю! Это психологический факт: созерцая и обдумывая универсалии, он не мог не испытывать чувственного наслаждения, напомнившего ему наслаждение афродизийское.
KSA 11, 34 [130]
Абстрактное мышление для многих — тягостный труд, а для меня в хорошие дни — праздник и упоение.
>Fiat
>реализуют свою волю к власти
Даже Федон диалог жизнеутвердительный, если не понимать его топорно. Да, жалуется на тело, что оно мол мешает занятиям философией. Еще и на суету жизненную жалуется, как посмел вообще! Но при чем же тут вообще христианство? Христианство разве утверждает, что нужно рваться на тот свет, чтобы познать истину? Так никто не утверждает и никто не мыслит, все это окажет такое же влияние на массы, как философия "Иисуса", рассматривающего внутреннего светы (т.е. если и окажет, то в совершенно извращенном виде).
«Мы уже не превозносим тех зубных врачей, которые вырывают зубы, чтобы они больше не болели... С другой стороны, будет справедливым признать, что на той почве, из которой выросло христианство, понятие «одухотворение страсти» родиться никак не могло. Как известно, первая церковь боролась против «интеллигентных» на благо «нищих духом» — с чего бы ждать от неё интеллектуальной войны со страстью?..»
Известно, каковы суть три высокопарных щегольских слова аскетического идеала: бедность, смирение, целомудрие; и вот рассмотрите-ка однажды повнимательнее жизнь всех великих плодовитых изобретательных умов — в ней всегда можно будет до известной степени обнаружить эту троицу. Разумеется, нисколько не в том смысле, что это-де ее «добродетели» — какое им дело, этого сорта людям, до добродетелей! — но как доподлиннейшие и естественнейшие условия их оптимального существования, их совершенной плодовитости. Вполне возможно при этом, что доминирующей в них духовности пришлось сперва обуздать неукротимую и раздражительную гордость или расшалившуюся чувственность; возможно и то, что ей приходилось прилагать немалые усилия, чтобы поддерживать свою волю к «пустыне», сопротивляясь тяге к роскоши и изысканности, а равным образом и расточительной либеральности сердца и руки. Но она делала это, будучи именно доминирующим инстинктом, навязывающим свои требования всем прочим инстинктам, — она делает это и поныне; не делай она этого, она как раз не доминировала бы. Оттого в ней нет и следа «добродетели».
Он ведь здесь пишет о себе, как этот факт можно игнорировать?
>>180715
>>180716
Wer aber der Weiseste von euch ist, der ist auch nur ein Zwiespalt und Zwitter von Pflanze und von Gespenst. Aber heisse ich euch zu Gespenstern oder Pflanzen werden?
Ich lehre euch den Übermenschen. Der Mensch ist Etwas, das überwunden werden soll. Was habt ihr gethan, ihn zu überwinden?....
Вот еще очень красивое
Я зарываюсь моими ушами ещё и под эту музыку, я слышу её причину. Мне чудится, что я переживаю её возникновение — я дрожу от опасностей, сопровождающих какой-нибудь смелый шаг, я восхищаюсь счастливыми местами, в которых Бизе неповинен. — И странно! в сущности я не думаю об этом или не знаю, как усиленно думаю об этом. Ибо совсем иные мысли проносятся в это время в моей голове… Заметили ли, что музыка делает свободным ум? Даёт крылья мысли? Что становишься тем более философом, чем более становишься музыкантом? — Серое небо абстракции как бы бороздят молнии; свет достаточно силён для всего филигранного в вещах; великие проблемы близки к постижению; мир, озираемый как бы с горы. — Я определил только что философский пафос. — И неожиданно ко мне на колени падают ответы, маленький град из льда и мудрости, из решённых проблем… Где я?
Ich vergrabe meine Ohren noch unter diese Musik, ich höre deren Ursache. Es scheint mir, dass ich ihre Entstehung erlebe—ich zittere vor Gefahren, die irgend ein Wagniss begleiten, ich bin entzückt über Glücksfälle, an denen Bizet unschuldig ist.— Und seltsam! im Grunde denke ich nicht daran, oder weiss es nicht, wie sehr ich daran denke. Denn ganz andere Gedanken laufen mir während dem durch den Kopf ... Hat man bemerkt, dass die Musik den Geist frei macht? dem Gedanken Flügel giebt? dass man um so mehr Philosoph wird, je mehr man Musiker wird?— Der graue Himmel der Abstraktion wie von Blitzen durchzuckt; das Licht stark genug für alles Filigran der Dinge; die grossen Probleme nahe zum Greifen; die Welt wie von einem Berge aus überblickt.— Ich definirte eben das philosophische Pathos.— Und unversehens fallen mir Antworten in den Schooss, ein kleiner Hagel von Eis und Weisheit, von gelösten Problemen ... Wo bin ich? — Bizet macht mich fruchtbar. Alles Gute macht mich fruchtbar. Ich habe keine andre Dankbarkeit, ich habe auch keinen andern Beweis dafür, was gut ist. —
Ein solcher freigewordner Geist steht mit einem freudigen und vertrauenden Fatalismus mitten im All, im Glauben, dass nur das Einzelne verwerflich ist, dass im Ganzen sich Alles erlöst und bejaht — er verneint nicht mehr… Aber ein solcher Glaube ist der höchste aller möglichen Glauben: ich habe ihn auf den Namen des Dionysos getauft. —
Ach, wo in der Welt geschahen grössere Thorheiten, als bei den Mitleidigen? Und was in der Welt stiftete mehr Leid, als die Thorheiten der Mitleidigen?
Wehe allen Liebenden, die nicht noch eine Höhe haben, welche über ihrem Mitleiden ist!
Also sprach der Teufel einst zu mir: „auch Gott hat seine Hölle: das ist seine Liebe zu den Menschen.“
Und jüngst hörte ich ihn diess Wort sagen: „Gott ist todt; an seinem Mitleiden mit den Menschen ist Gott gestorben.“
Also sprach Zarathustra.
>Предательство себя
>Дух? Что мне дух?! Что мне познание?! Я не ценю ничего, кроме инстинктов - и я готов поклясться, что в этом у нас есть нечто общее
>Серое небо абстракции как бы бороздят молнии; свет достаточно силён для всего филигранного в вещах; великие проблемы близки к постижению; мир, озираемый как бы с горы. — Я определил только что философский пафос. — И неожиданно ко мне на колени падают ответы, маленький град из льда и мудрости, из решённых проблем…
Was ist gut?— Alles, was mich fruchtbar macht. Ich habe keinen andern Beweis dafür, was gut ist.
KSA 13, 11 [110]
Мы тоже верим в добродетель: но это добродетель в ренессансном стиле, virtù, добродетель без примеси моралина.
KSA 12, 10 [109]
Надо защищать добродетель от проповедников добродетели: это ее злейшие враги. Ибо они проповедуют добродетель в качестве идеала для всех; они лишают добродетель очарования странности, необычности, исключительности и недюжинности, — ее аристократического волшебства.
[...] Против добродетели — все инстинкты посредственности: ведь она невыгодна, не хитра, она изолирует, она родственна страсти и скверно уживается с рассудком; от нее портится характер, голова, образ мыслей — если, конечно, мерить только по меркам людей дюжинных; она толкает на вражду с порядком, с ложью, которая прячется во всяком порядке, во всякой организации, во всякой действительности.
ГМ
Попробуйте-ка просчитать по порядку отдельные позывы и добродетели философа — его позыв к сомнению, его позыв к отрицанию, его позыв к выжиданию ("эфектика"), его позыв к анализу, его позыв к исследованию, поиску, риску, его позыв к сравниванию, уравниванию, его волю к нейтральности и объективности, его волю ко всякому "sine ira et studio": наверное, уже стало ясно, что в течение долгого времени все они противились самопервейшим требованиям морали и совести... >>180714
Die Tragödie war ein Glaube an die hellenische Unsterblichkeit, vor der Geburt. Als man diesen Glauben aufgab, dann schwand auch die Hoffnung auf die hellenische Unsterblichkeit.
О том, что я говорил про сны и могилы юности Ницше, он сам же кое-где пишет например:
KSA 12, 2 [9]
В один прекрасный день — было это летом 1876 — на меня внезапно нашло презрение и прозрение: и отныне я стал немилосердно игнорировать все те прекрасные мечтания, на которые растратила всю свою душу моя юность.
Это он скорее говорит о переходе к "рееализму". И я не это называл "уходом от себя", а следующий период, когда под влиянием общения с Саломе он говорит, что ему неважен свободный дух, а "важны только инстинкты". И этом потом в некоторой его скажем так субличности закрепляется (как бы не пренебрегать биографией, невозможно игнорировать важность этих событий для Ницше, его истерик в письмах, оскорбления, порча отношений с матерью и сестрой). Другая же субличность говорит подобное:
С того самого дня, когда меня осенила великая освободительница: мысль о том, что жизни суждено быть экспериментом познающего... «Жизнь — средство познания» — с этим тезисом в сердце можно не только храбро, но даже весело жить и весело смеяться (ВН 324)
Как с учетом этого можно говорить, что весь Ницше цельный и непротиворечивый я хз.
---
Что касается ницшеведов, моя пристрастность по-видимому близка очень очевидно кому, кто что-то знает о ницшеведении — Монтинари. Он написал текст о "Страсти к познанию" (Nietzsches Philosophie als „Leidenschaft der Erkenntnis”); также интересным образом русские ницшеведы тоже к такому Ницше кажется склонны, красивая статья Эбаноидзе https://www.nietzsche.ru/works/letters/gorovosxod и свасьяновская "Мученик познания". Еще недавно узнал что переводчик Бакусев блин открытый фанат Кастанеды https://nietzsche.ru/look/xxc/ontologie/stairway-to-deep
---
О том, что я говорил про ночную мистерию в 4 части, сейчас я думаю, что эта "глубинная" философия, непонятная религиозным людям и конечно всем там присутствующим, может иметь отношение к "мистическому агностицизму". "Und tiefer als der Tag gedacht".
К этому мало что склоняет, кроме того, что это мне близко, но склоняют например образы "ночь > день", "день (дневной) и мир (мирской, weltlich)". "Глубина (/поверхность)" и tiefer als gedacht могут иметь некоторое отношение именно к познанию. День/мир поверхностны = как бы пребывают в неведнии. Неведении чего? Вечного возвращения? А при чем тут ночь?
«Оставь меня, глупый, бестолковый, глухой день! Разве полночь не светлее?
Самые чистые должны быть господами земли, самые непознанные, самые сильные, души полночи, которые светлее и глубже всякого дня».
«О день, тяжёлой поступью идёшь ты за мной? Ты наощупь ищешь моё счастье? Для тебя я богата, одинока, для тебя я клад и сокровищница?
О мир, ты желаешь меня? Я по-твоему мирская? Я по-твоему духовная? Я по-твоему божественная? Но, день и мир, вы слишком неуклюжи,
— вам нужны более ловкие руки, чтобы схватить более глубокое счастье, более глубокое несчастье, хватайтесь за какого-нибудь Бога, но не за меня:
— моё несчастье, моё счастье глубоки, ты, дивный день, но я всё же не Бог...»
>красивая статья Эбаноидзе
Ну где-то лет 6 назад мне так показалось
Вот это самое важное
«Посыл Ницше, с годами выражаемый им во все более категоричной форме: "я не тот, за кого вы меня принимаете", — не филолог, не ученый, не литератор, не немец, не антисемит, не юдофил, не христианин, не антихристианин, не идеалист, не вольнодумец, "не пугало", "не моральное чудовище", нет, нет и нет — и адресуется он с равной убежденностью начальству, учителям, читателям, критикам, друзьям, родственникам, "возлюбленной" Лу. Как он напишет в письме последней: "Что мне дух?! Что мне познание?!. Не стройте иллюзий на мой счет. Не думаете же Вы, что "вольный дух" — мой идеал? Я-". Как же характерно, что за этим "я", за которым уже не поставишь очередного "не", следует обрыв, прочерк! Что же стоит за этим прочерком — может быть, незнание, неумение назвать самого себя? Применительно к тому, кто так глубоко, "слишком глубоко" (выражаясь языком обывательских масштабов) заглядывал в человеческую душу, такой ответ будет выглядеть уж очень сомнительно. Скорее это нежелание и даже принципиальная невозможность называть каким-либо именем собственное становление и становление вообще, философом которого он был».
«как в афоризме Ницше о ступенях, "на которые я вставал, чтобы потом переступить через них. А они воображали, что я хотел усесться отдыхать на этих ступенях"»
«Для меня квир — это не идентичность, а процесс. Я бы использовала это слово как глагол. И многие квир-теоретики — например, Джудит Батлер в своем недавнем интервью — говорят о том, что квир уже стал идентичностью и перестал быть тем, для чего, собственно, его и создавали — как теорию постоянных ускользаний от каких-либо определений».
So the listening in question is not directed toward the perception of a message, whatever it may be, but toward what this message communicates through its expression. There is no other knowledge but listening to the mode in which the various forms of knowledge are expressed.
The step taken by listening to the word leads to acceptance of another transcendence, another position of exteriority. One does not enter the system of established references, according to the field of social activity, in order to make use of it; one leaves it in order to analyze its functioning, by going back to the structure of the utterances and by studying what is being expressed in what is said. The “I” defines very precisely the limits of this exclusionary option, which one might legitimately call methodical. It situates itself beyond communion, attracted by the magnetic pole of a singularization that has never been refuted.
The “I” creates a problem in the traditional reading and in the framework of the convictions imported by many scholars. If it is the “I” who is speaking, in the name of the new doctrine that we imagine he is introducing and that he is “publishing” in fragment 1 just as we read it, we may wonder why he presents it as being incomprehensible to everyone, because it is so personal to him. This is the first aporia, which involves communication and the closure of the subject. But then, as fragment 50 signals (these are the same words): “as you are listening, not to me (I don’t count) but to the … logos,” the authority reserved for the speaker is abandoned in favor of the “objective” truth that is always known (by whom?) but never understood, or else that exists, even though unknown, pre-existing like an eternal origin, like the world, awaiting Heraclitus’ revelation. The contradiction is blatant. I am the only one who speaks the truth of all.
The terms of the aporia, rather than being swamped in the incoherence of an inspired prophetic discourse or in the loftiness of melancholy and despair, can be pinned down as such by the observer. In order to put aside our prejudices, as we always should, we must force ourselves to stay within the system of thought, so that we can distinguish between two agencies, that of the “I” and that of the logos. The most natural hypothesis is that the “I” who speaks—and this happens rarely—is not the same as the logos, but refers to the structure of the logos: the “I” does not make the logos appear, but applies it by re-considering {231|232} the systems of organized thought. As a result, the opposition becomes clearer at the heart of the distinction, right from the prologue: such that, depending on the role I choose, I decompose and re-decompose the material without losing the single non-speculative referent that the utterance offers. The dual operation is immediate or applied, which makes it easy to understand fragment 50: the contemplated (and expected) feat is in this case more arduous than in others, for it relies on immediate listening, without recourse to the science mastered by Heraclitus, the competence. The transfer is indicated thus: “By listening to the language in its nature and structure [with the article, as at the beginning, fragments 1 and 2], and not to me.”
Except for the titillating suggestion of a comprehensive work authored by Hippias—thus predating Plato (ca. 427–347BCE)—on the origin and development of philosophy, the real significance of this discussion lies in the evidence of a competing articulation of the Greek wisdom tradition. Hippias’ conception of philosophy, according to this analysis, is lurking behind and informing the accounts of both Plato and Aristotle. We might say that Hippias comes to personify the presence of a competing, but ultimately suppressed tradition. It is of course tempting to ask what philosophy could have looked like if Hippias’ view had won the day. Just as Aristotle’s articulation of philosophy is inherently linked with his conceptualization of its beginning, so, presumably, is Hippias’. As enticing as the “what if” question of the Hippian articulation of philosophy is, however, it is too broad for the current project. Let it suffice to say that others have turned to the sophists to find a corrective and more tolerant view of philosophy than that found in Plato and Aristotle—with mixed results.
During Hippias’ lifetime, the debate about philosophy was still actively pursued, and no single position had yet prevailed. It is against this realization that we need to read Plato’s and Aristotle’s all but total omission of competing accounts—a strategy that has proven remarkably successful. In tandem with this omission, Plato and Aristotle also managed to characterize the sophists as an intellectually homogeneous group—and as one that was decisively alien to their own intellectual tradition. Perhaps the most enduring effect of the Platonic characterization of the sophists is precisely their unique status. This “otherness,” I argue, was established first by Plato and later developed by Xenophon and Aristotle, and it has been a feature of almost all consecutive discussions of the sophists up till the present time.
Was the Ariadne of myth a cult hero or a goddess? My ultimate answer has to be this: Ariadne was both a female cult hero and a goddess. When we examine what we know about the rituals as well as the myths concerning this complex figure of Ariadne, rooted in traditions that go back all the way to the glory days of the Minoan-Mycenaean civilization that flourished in the second millennium BCE, we find that the idea of her death is central to her very identity. The death of Ariadne, consistently caused by the goddess Artemis in the many myths that survive into the first millennium BCE, defines her as a cult hero whose hero cult is linked to the myths about such a death. Such an identity of Ariadne as a cult hero in the historical period of the first millennium BCE is prefigured by her earlier identity as a goddess in the prehistoric period of the second millennium BCE.
οἱ μὲν γὰρ ἀπάγξασθαί φασιν αὐτὴν ἀπολειφθεῖσαν ὑπὸ τοῦ Θησέως
… οἱ δὲ εἰς Νάξον ὑπὸ ναυτῶν κομισθεῖσαν Οἰνάρῳ τῷ ἱερεῖ τοῦ Διονύσου συνοικεῖν, ἀπολειφθῆναι δὲ τοῦ Θησέως ἐρῶντος ἑτέρας·
Δεινὸς γάρ μιν ἔτειρεν ἔρως Πανοπηΐδος Αἴγλης.
... νῆσος δὲ αὕτη πρὸ τῆς Κρήτης ἱερὰ Διονύσου ἡ καὶ Νάξος ἐκλήθη.
Χρυσοκόμης δὲ Διώνυσος ξανθὴν Ἀριάδνην,
κούρην Μίνωος, θαλερὴν ποιήσατ᾽ ἄκοιτιν,
τὴν δέ οἱ ἀθάνατον καὶ ἀγήρω θῆκε Κρονίων.
„woher eine solche Krankheit am schönsten Gewächse des Alterthums, an Plato? hat ihn doch der böse Sokrates verdorben? wäre Sokrates doch der Verderber der Jugend gewesen? und hätte seinen Schierling verdient?“
wem ziemt die Schönheit?
dem Manne nicht:
den Mann versteckt die Schönheit, —
aber wenig taugt ein versteckter Mann.
Tritt frei herfür, — — —
Was ist gut? — Alles, was das Gefühl der Macht, den Willen zur Macht, die Macht selbst im Menschen erhöht.
Was ist schlecht? — Alles, was aus der Schwäche stammt.
Was ist Glück? — Das Gefühl davon, dass die Macht wächst, dass ein Widerstand überwunden wird.
Nicht Zufriedenheit, sondern mehr Macht; nicht Friede überhaupt, sondern Krieg; nicht Tugend, sondern Tüchtigkeit (Tugend im Renaissance-Stile, virtù, moralinfreie Tugend)
Die Schwachen und Missrathnen sollen zu Grunde gehn: erster Satz unsrer Menschenliebe. Und man soll ihnen noch dazu helfen.
Was ist schädlicher als irgend ein Laster? — Das Mitleiden der That mit allen Missrathnen und Schwachen — das Christenthum…
— Der Rest folgt daraus.
Der Antichrist.
Никогда еще не встречал я женщины, от которой желал бы детей, кроме той, что люблю я: ибо я люблю тебя, о Вечность!
Ибо я люблю тебя, о Вечность!
Wahrlich, das wird noch mein Tod sein, dass ich vor Lachen ersticke, wenn ich Esel betrunken sehe und Nachtwächter also an Gott zweifeln höre.
Ist es denn nicht lange vorbei auch für alle solche Zweifel? Wer darf noch solche alte eingeschlafne lichtscheue Sachen aufwecken!
Mit den alten Göttern gieng es ja lange schon zu Ende: — und wahrlich, ein gutes fröhliches Götter-Ende hatten sie!
Sie „dämmerten“ sich nicht zu Tode, — das lügt man wohl! Vielmehr: sie haben sich selber einmal zu Tode — gelacht!
Das geschah, als das gottloseste Wort von einem Gotte selber ausgieng, — das Wort „Es ist Ein Gott! Du sollst keinen andern Gott haben neben mir!“ —
— ein alter Grimm-Bart von Gott, ein eifersüchtiger vergass sich also: —
Und alle Götter lachten damals und wackelten auf ihren Stühlen und riefen: „Ist das nicht eben Göttlichkeit, dass es Götter, aber keinen Gott giebt?“
Wer Ohren hat, der höre. —
Es giebt einen Theil der Nacht, von welchem ein Einsiedler sagen wird: „horch’ jetzt hört die Zeit auf!“ Bei allen Nachtwachen, insbesondere, wenn man sich auf ungewöhnlichen nächtlichen Fahrten und Wanderungen befindet, hat man in Bezug auf diesen Theil der Nacht (ich meine die Stunden von Eins bis Drei) ein wunderliches erstauntes Gefühl, eine Art von „Viel zu kurz!“ oder „Viel zu lang!“, kurz den Eindruck einer Zeit-Anomalie. Sollten wir es in jenen Stunden, als ausnahmsweise Wachende, abzubüßen haben, daß wir für gewöhnlich um jene Zeit uns in dem Zeit-Chaos der Traumwelt befinden? Genug, Nachts von Eins bis Drei haben wir „keine Uhr im Kopfe“. Mich dünkt, daß eben dies auch die Alten ausdrückten mit „intempestiva nocte“ und „ἐν ἀωρονυκτί“ (Aeschylos), also „da in der Nacht, wo es keine Zeit giebt“; und auch ein dunkles Wort Homer’s zur Bezeichnung des tiefsten stillsten Theils der Nacht lege ich mir etymologisch auf diesen Gedanken zurecht, mögen die Übersetzer es immerhin mit „Zeit der Nachtmelke“ wiederzugeben glauben —: wo in aller Welt war man denn je dermaaßen thöricht, daß man da die Kühe des Nachts zwischen Eins und Drei melkte! — Aber wem erzählst du da deine Nachtgedanken?....
By making one employ dialectic instead of all what is available and true (even non-dialectical heuristics), and making them dream the non-existent (non-physical: employ words that have no signified attached in the consciousness of the dreamer (be it a conscious "mind-wandering" or a real dream, such a human would behave by the laws of [platonic] dialectic even when dreaming, thus changing his own "internal" reality of the body, guided by rules created artificially through use of a specific form of a language, but not experience/ἐμπειρία and/or φύσεις/natura [or heraclitean "Zeus"/"chance"])), Socrates [Plato] makes a man [der Mensch] a decadent by only a suggestion of concentrating attention on non-physical, i.e. "ideal" [Plato, "Symposium"].
And to repeat: lieber will noch der Mensch das Nichts wollen, als nicht wollen… what Socrates did was an act of a hysteria (Lacan's thesis) and a work of a sophist who did act under the influence of his language structure, a very specific one that is characterized by his logic. The one that creates an artificial world and acts by the replacement of a natural one, of sense, with one existing only in a language. Whereas every other sophist and philosopher always started from the point of view of nature, and followed exactly that (with sophists promoting agon, the answer provided by a victory in a natural habitat). The typically urbanistic logic of Socrates and Plato, etc, is only problematic due to artificial character of its content, - but everything else in their project (which is very much different from the whole of Hellenic culture) follows exactly from this. From an artifice unfounded in reality of a physical natura.
1) Ежегодное, совершаемое группой, в которую входил Сократ (в которую мог входить и Критобул; как сосед Критона; не имеет никакого сакрального или скрытого смысла ("исцеление от болезни" т.е. жизни) кроме благочестия, и распостраняется не на Сократа лично, а на всю группу (поэтому Сократ говорит "мы", а не "я" в "должны Асклепию петуха"; петух в жертвоприношении Асклепию является минимальной жертвой и символически означает скромность перед данным богом (героем наподобие Геракла, вознесённым в Олимп)));
2) "Даймон" Сократа не имеет отношения к орфикам: это и есть Асклепий.
В любом из вариантов (даже "Сократ был долго болен") это акт благочестия, следовательно, Сократ до конца выполняет собственную этическую волю и следует ей безукоснительно, не отказываясь от неё даже в самый последний момент.
(Платон приукрашивает ("идеализирует") Сократа. "Оптимистичный" Сократ вполне может быть волей самого Платона, не имея ничего общего с реальным софистом Сократом, учеником софиста Продика, и его философией. (То же самое может быть сказано и о Ксенофонте.))
Ницше: кроме возможных подколов в его академическом незнании многих фактов о древней Греции: реакция на вагнеризм, следовательно, на Шопенгауэра (Ницше регулярно говорит о нём даже будучи сошедшим с ума и находящимся под опёкой матери: это - прото-"Дионис", "сердцевина" Вагнеровской философии). С этой точки зрения можно понять видение Ницше по отношению к христианству: проблема Гёте, поставленная во втором томе Фауста: феномен Наполеона (и объединения Европы): наиважнейший вопрос для Ницше: was ist vornehm?.
(Критика Канта: не только Ланге, но и Шпир (ранние произведения, аналогия с Анаксагором), Тейхмюллер, Мах и другие. "Гераклит": вероятно, почерпнутый из Аристотеля, и не всегда соответствующий современным представлениям о Гераклите. Проблема Спинозы.)
Aber, ihr Würfelspieler, was liegt daran! Ihr lerntet nicht spielen und spotten, wie man spielen und spotten muss! Sitzen wir nicht immer an einem grossen Spott- und Spieltische?
Und wenn euch Grosses missrieth, seid ihr selber darum — missrathen? Und missriethet ihr selber, missrieth darum — der Mensch? Missrieth aber der Mensch: wohlan! Wohlauf!
— Abseits freilich von allen übereilten Hoffnungen und fehlerhaften Nutzanwendungen auf Gegenwärtigstes, mit denen ich mir damals mein erstes Buch verdarb, bleibt das grosse dionysische Fragezeichen, wie es darin gesetzt ist, auch in Betreff der Musik, fort und fort bestehen: wie müsste eine Musik beschaffen sein, welche nicht mehr romantischen Ursprungs wäre, gleich der deutschen, — sondern dionysischen?…
>τί ἐστι "философия": случай Диотимы
Теперь "что такое философия" разбирается не на кейсе современных французских антифилософов, а на кейсе персонажа Сократа, который персонаж Платона. Интересно, что может быть дальше.
>Разрыв с богами Эллады
Платон поплевывает на богов и сам постулирует то сакральное, которое ему нужно (ибо в этом случае он не верун, а философ):
Самыми священными браками будут самые полезные (Государство 458e) δῆλον δὴ ὅτι γάμους τὸ μετὰ τοῦτο ποιήσομεν ἱεροὺς εἰς δύναμιν ὅτι μάλιστα: εἶεν δ' ἂν ἱεροὶ οἱ ὠφελιμώτατοι
Сюда же то, что он "ругает поэтов" (он ругает богов) за то, что они сочиняют не тех богов. Нужно сочинять других богов.
Однако основная деятельность философа не в сочинении, а в познании (сочинять может кто угодно, у кого достаточно наглости).
В принципе, именно в духе Ницше было бы настаивать, что философия не может быть "вечной". Поэтому нет смысла опираться ни на то, в чем "убедился" Платон, ни на то, в чем "убедился" Ницше. Познание должно быть вечным, все бесконечно должно перепроверяться и переставляться. Не может быть момента, когда познание уже не нужно и нам нужно усесться на какую-то доктрину и с пеной у рта защищать ее.
Ну это по мнению Ницше, потому что он мыслил доктриной про становление/бытие (крайне метафизическая дихотомия, ведь). В любом случае, в данный момент нет достаточных оснований для конечного ответа на самые фундаментальные вопросы.
>случай Диотимы
Зацени лекции Бугая по Аристотелю (ну или сам Метафизику почитай хотя бы 1-3 книги), у него дается первое в истории "определение" философии (у Платона его нет). https://www.youtube.com/playlist?list=PLcsjsqLLSfNCIiPnSRBlZ-xjAmjNJp6lS
>философия решает жгучие общечеловеческие, общекосмические, общебытийные самые глубокие и тонкие вопросы
P.S. Платон занимается примерно тем же в поздних диалогах, чем занимается Аристотель, "трансценденталиями". Ими и Ницше не пренебрегает, но... может слишком мало он вообще успел нафилософствовать и слишком много публиковал книги? Ничто не запрещает задуматься покрепче, а что вообще такое жизнь (в контексте остального космоса, на 99,9% наполненного чем-то неживым), что такое воля к власти. Последним он задается и несколько раз меняет точку зрения. Дать более четкие критерии восходящей жизни и нисходящей. И т.д.
>>180903
>в чем "убедился" Ницше
KSA 11 [142]
Неужели я говорю как тот, кто обрел откровение? Тогда презрите и не слушайте меня. — Вы все еще из тех, кто нуждается в богах? Неужели не претит вашему разуму, когда его пичкают столь дешевой и невкусной стряпней?
ТГЗ
«Поистине, я советую вам: уходите от меня и защищайтесь от Заратустры! А ещё лучше: стыдитесь его! Быть может, он обманул вас. Человек познания должен не только любить своих врагов, но уметь ненавидеть даже своих друзей. Плохо отплачивает тот учителю, кто навсегда остаётся только учеником. И почему не хотите вы ощипать венок мой?»
... (Письмо 1159 ноябрь 1888)
«В этой книге, в которой я появляюсь с всемирно-исторической миссией... в ней впервые проливается свет на моего Заратустру, первую книгу всех тысячелетий, Библию будущего, высшую вспышку человеческого гения, в которую вписана судьба человечества».
... When Zarathustra heard the sage speak thus, he laughed to himself, for a light had dawned within him. And so he spoke to his heart:
This sage is a fool to me with his forty thoughts, but I believe he understands sleep well.
Happy is he who lives near this sage! Such sleep is contagious, even through a thick wall.
A spell dwells even in his professorial chair. And it was not in vain that the young men sat before the preacher of virtue.
His wisdom is: to stay awake in order to sleep well. And truly, if life had no meaning and I had to choose nonsense, this would be the most worthwhile nonsense for me to choose.
Now I understand clearly what people once sought above all else when they sought teachers of virtue. They sought good sleep and poppy-flowered virtues to go with it!
To all these lauded sages of the professorial chairs, wisdom was sleep without dreams: they knew no better meaning of life.
Even today, there are still some like this preacher of virtue, and not always so honest ones: but their time is up. And they will not stand much longer: there they already lie.
Blessed are these sleepy ones: for they shall soon nod off. —
Thus spoke Zarathustra.
Не станем недооценивать следующего: мы сами, мы, вольные умы,— мы воплощённое объявление войны всем прежним понятиям «истинного» и «ложного»; в нас самих — «переоценка всех ценностей». К самым ценным выводам приходят дольше всего, а здесь у нас самые ценные выводы — методы. Все методы, все предпосылки нашей сегодняшней научности тысячелетиями вызывали глубочайшее презрение: из-за них исключали из «приличного общества» — считали «врагом бога», презирающим истину, «одержимым». Научные характеры были чандалой… Весь пафос человечества, все понятия о том, чем должна быть истина, чем должно быть служение науке,— всё было против нас; произнося «ты обязан!..», всегда обращали эти слова против нас… Наши объекты, наши приёмы, наш нешумный, недоверчивый подход к вещам — всё казалось совершенно недостойным, презренным.— В конце концов, чтобы не быть несправедливым, хочется спросить, не эстетический ли вкус столь долгое время ослеплял людей; они требовали, чтобы истина была живописной; таким же образом они требовали сильного воздействия на органы чувств от познающего. Наша скромность шла вразрез с их вкусом… Ах, как хорошо они это почуяли, индюки божьи ——
(Первая книга Переоценки ценностей)
У этой философии образцом метода служит современная наука. «Я так мало знаю о результатах науки, — записывает Ницше в это время, — и все же даже это немногое кажется мне неисчерпаемо богатым для прояснения темного и для устранения прежних способов мыслить и действовать»... «За моим первым периодом, — пишет он еще в тетради осени 1883 года, — ухмыляется лицо иезуитизма: я имею в виду: сознательное удержание иллюзии и принудительное включение ее в качестве основы культуры [...] Вагнер пал жертвой этой опасности»...
Но и теперь — живя страстью познания — Ницше не хочет ничего знать о таких озарениях: «Познания "одним ударом", интуиции — это не познания, а представления высокой живости: так же, как галлюцинация не есть истина», — пишет он в своей мариенбадской записной книжке, и далее: «То горячее, жгучее чувство восторженных: "это истина", это осязание-руками и видение-глазами у тех, над кем возобладала фантазия, это ощупывание нового, иного мира — есть болезнь интеллекта, а не путь познания».
Изначально выражение vogelfrei действительно означало «свободен, как птица». Так, в документе 1455 года сказано, что монахи монастыря в Бухенау были vogelfrei, поскольку они платили только один пфенниг в год.
Но затем смысл выражения изменился. В уголовном своде (Peinliche Halsgerichtsordnung) Бамберга 1507 года приведены такая формула объявления вне закона:
>Так как тебя по закону осудили за убийство, то я изымаю твое тело и имущество из-под защиты закона и объявляю тебя бесправным, как птицы в воздухе, звери в лесу и рыбы в воде, и ни на какой дороге и ни в каком страже под властью императора или короля не будешь иметь ни мира, ни спутника.
Аналогичной была формула объявления вне закона, использовавшаяся фемическим судом Вестфалии:
>Он должен быть свободен, как звери в лесу, птицы и рыбы, что плавают в воде, чтобы никто не отвечал за преступление, совершенное против него.
У Ницше это употребляется в таком значении:
>в то время как прежде, когда их поносили как преступников, вольнодумцев, возмутителей нравственности, злодеев, они, порочные и внушающие порочность, жили под проклятьем птичьих прав (Vogelfreiheit) и нечистой совести
>Гнев потерпевшего заимодавца, гнев общины, снова возвращает его в дикое и внезаконное состояние (vogelfreien Zustande), от которого он был доселе защищен: община исторгает его из себя, — и теперь он открыт всем видам враждебных действий.
tremblerais bien davantage, si
tu savais, où je te mène."
— Turenne.
... Der Mensch der „modernen Ideen“, dieser stolze Affe, ist unbändig mit sich selbst unzufrieden: dies steht fest. Er leidet: und seine Eitelkeit will, dass er nur „mit leidet“.....
[ — Die Entstehung vieler freier Individuen bei den Griechen: Ehe nicht der Wollust wegen. Übung und Ausbildung der Kunst des coi<tus>. Die Knabenliebe als Ableitung von der Weiber-verehrung und -verzärtelung — und somit Verhinderung der Übernervosität und Schwäche der Weiber. Der Wettkampf und die Billigung des Neides. Die einfache Lebensweise. Die Sklaven und die Taxation der Arbeit. Die Religion keine Moralpredigerin, also Sitten freilassend, im Ganzen. Die Tödtung des embryo; Beseitigung der Früchte unglücklicher coitus. usw. ]
"Nie habe ich so viel Glück an mir gehabt, als in den kränksten und schmerzhaftesten Zeiten meines Lebens: man hat nur die „Morgenröthe“ oder etwa den „Wanderer und seinen Schatten“ sich anzusehn, um zu begreifen, was diese „Rückkehr zu mir“ war: eine höchste Art von Genesung selbst!… Die andre folgte bloss daraus."
— Dies ist die tiefste Auffassung des Leidens : die gestaltenden Kräfte stoßen sich. {Die Vereinzelung des Individuums darf nicht täuschen — in Wahrheit fließt etwas fort unter den Individuen. Daß es sich einzeln fühlt, ist der mächtigste Stachel im Prozesse selber nach fernsten Zielen hin: sein Suchen für sein Glück ist das Mittel, welches die gestaltenden Kräfte anderseits zusammenhält und mäßigt, daß sie sich <nicht> selber zerstören.}
... Wherever I found life, there I found the will to power; and even in the will of the servant, I found the will to be master.
That the weaker should serve the stronger, to this its will persuades it, the will that desires to be master over the weaker still: this pleasure alone it cannot forgo.
And as the lesser surrenders itself to the greater, so that it may have pleasure and power in the smallest of things: so too does the greatest surrender itself and, for the sake of power, risk its life.
This is the surrender of the greatest, that it is a risk and a danger, and a gamble with death.
And where there is sacrifice and service and loving glances: there, too, is the will to be master. By back roads, the weaker one sneaks into the castle and into the heart of the mightier — and there steals power.
Das intellectuelle Gewissen.
Versuch einer Kritik der geistigeren Menschen. ["Ueber Wahrheit und Lüge im aussermoralischen Sinne."]
Der Philosoph. Der freie Geist. Der Künstler. Der religiöse Mensch. Der Gelehrte. Der vornehme Mensch. Dionysos.
...
The aforementioned writings, carefully and painstakingly examined, should be used as a means to perhaps gain access to the understanding of an even higher and more difficult type than the free spirit itself: — there is no other way to understanding — — —
*
Writings from the author's youth.
The Birth of Tragedy. 1st edition 1872. 2nd edition — — —
Untimely Meditations 1873-76.
— This is my mistrust, which keeps returning, my worry, which never goes to sleep, my question, which no one hears or wants to hear, my Sphinx, beside which there is not only an abyss: — I believe we are deceiving ourselves today about the things we Europeans love most, and a cruel (or not even cruel, just indifferent and childish) goblin is playing with our hearts and their enthusiasm, as he has perhaps already played with everything else that lived and loved —: I believe that everything we in Europe are accustomed to venerating today as “humanity”, “morality”, “humanity”, “compassion”, “justice”, may have a superficial value as a weakening and mitigation of certain dangerous and powerful basic drives, but in the long run is nevertheless nothing other than the diminishment of the whole type of “man” — its ultimate mediocrity, if you will forgive me a desperate word in a desperate matter; I believe that the commedia umana for an Epicurean spectator god would have to consist in the fact that, by virtue of their growing morality, people, in all innocence and vanity, imagine themselves rising from animals to the rank of "gods" and to supernatural destinies, but in truth they decline, that is, through the development of all the virtues by virtue of which a herd thrives, and through the suppression of those other and opposing ones, which give rise to a new, higher, stronger, lordly kind, they merely develop the herd animal in man and perhaps thereby establish the animal "man" — for until now man has been the "undetermined animal" —; I believe that the great, forward-driving, and unstoppable democratic movement of Europe — that which calls itself "progress" {JGB-242} — and likewise its preparation and moral precursor, Christianity, fundamentally signifies only the immense, instinctive, collective conspiracy of the herd against everything that is shepherd, predator, hermit, and Caesar, for the benefit of preserving and raising up all the weak, oppressed, down-and-out, mediocre, and half-degenerate, as a protracted, first secret, then ever more self-aware slave revolt against every kind of master, and finally against the very concept of "master," as a war of life and death against every morality that springs from the womb and consciousness of a higher, stronger, as I said, domineering kind of man — one that requires slavery in any form and under any name as its foundation and condition; I finally believe that every elevation of the human type to date has been the work of an aristocratic society that believed in a long ladder of hierarchy and difference in value between people and that necessitated slavery: indeed, that without the pathos of distance, as it arises from the ingrained difference of the classes, from the constant gaze and condescension of the ruling caste upon subjects and tools, and their equally constant practice in commanding, subjugating, and keeping them at a distance, that other, more mysterious pathos cannot arise at all — that desire for ever new extension of distance within the soul itself, the development of ever higher, rarer, more distant, more expansive, more comprehensive states, in short, the “self-overcoming of man,” to take a moral formula in a supramoral sense. A question keeps coming back to me, a tempting and perhaps even terrible question: let it be whispered to those who have a right to ask such questionable questions, to the strongest souls of today, those who also have the best control over themselves: wouldn't it be time, now that the "herd animal" type is increasingly developing in Europe, to attempt a fundamental, artificial, and conscious breeding of the opposite type and its virtues? And wouldn't it be a kind of goal, a redemption and justification for the democratic movement itself if someone were to come along who made use of it — by finally adding to its new and sublime form of slavery, which will one day represent the culmination of European democracy, that higher kind of sovereign and Caesarean spirit which this new slavery now also requires? To new, hitherto impossible, to its far-reaching visions? To its tasks?....
[ Every elevation of the human being has hitherto been the work of an aristocratic society — and so it will always be: a society that believes in a long ladder of hierarchy and difference in value between one person and that requires slavery in some sense. Without the pathos of distance, as it arises from the ingrained difference of social classes, from the ruling caste's constant gaze upon and condescendance of subjects and tools, and from their equally constant practice of obeying and commanding, of keeping them down and at a distance, that other, more mysterious pathos could not even arise: that yearning for ever new extensions of distance within the soul itself, the development of ever higher, rarer, more distant, more expansive, more comprehensive states of being — in short, the elevation of the human being, the continued "self-overcoming of man," to use a moral formula in a supramoral sense. Of course, one must not indulge in any humanitarian illusions about the origins of an aristocratic society (that is, the prerequisite for the elevation of the human type): the truth is harsh. Let us tell ourselves without sparing how every higher civilization on earth has begun! People with a still natural nature, barbarians in every terrible sense of the word, predatory men, still possessing unbroken willpower and lust for power, threw themselves upon weaker, more civilized, more peaceful races, perhaps trading or herding, or upon old, decaying cultures in which the last vestiges of life were flickering in brilliant fireworks of intellect and corruption. The noble caste was always, in the beginning, the barbarian caste: its superiority lay not initially in physical strength, but in spiritual strength — they were the more complete humans (which at every stage also means as much as "the more complete beasts"). [ The "humanization" of barbarians — in part an involuntary process that sets in automatically after an approximate determination of the power ratios — is essentially a process of weakening and alleviating and takes place precisely at the expense of those drives to which it owes its victory and property; and while they master the "human" virtues in this way, perhaps even with a splendid impetuosity and in accordance with their "lust for prey" even in spiritual matters, as conquerors of ancient cultures, arts, and religions — a reverse process unfolds gradually on the part of the oppressed and enslaved. To the extent that they are kept milder and more humane and consequently thrive more richly physically, the barbarian develops in them, the strengthened human, the semi-animal with its cravings of the wild: — the barbarian who one day senses himself to be strong enough to resist his humanized, that is weakened masters. The game begins anew: the beginnings of a higher culture are once again in place. I mean to say: each time under the pressure of ruling noble castes and cultures a slow counter-pressure has formed from below, a tremendous [instinctive] unplanned overall conspiracy in favor of the preservation and elevation of all who are controlled, exploited, deprived, mediocre, semi-misfits {Halb-Missrathenen}, as a prolonged slave-discontent and slave-revolt that is at first secretive, then increasingly self-aware, as an instinct against every kind of master, in the end even against the concept "master," as a war to the death on every morality from whose loins and consciousness a higher domineering kind of human arises, the kind that needs slavery in some form or another and by some name or another as its foundation and condition. All of this always only up to that point in time where such a slave race has become powerful enough — "barbarian" enough! — to make itself the master: immediately then the reverse principles and moralities are there. For being master has its instinct, just as being slave: "nature" is in both — and "morality" too is a piece of nature. — ] ]
Oh Lebens Mittag! Feierliche Zeit!
Oh Sommergarten!
Unruhig Glück im Stehn und Spähn und Warten: —
Der Freunde harr’ ich, Tag und Nacht bereit,
Wo bleibt ihr Freunde? Kommt! ‘s ist Zeit! ‘s ist Zeit!...
— Wir sind Hyperboreer, — wir wissen gut genug, wie abseits wir leben.
Was ist gut? — Alles, was das Gefühl der Macht, den Willen zur Macht, die Macht selbst im Menschen erhöht.
Was ist schlecht? — Alles, was aus der Schwäche stammt.
Was ist Glück? — Das Gefühl davon, dass die Macht wächst, dass ein Widerstand überwunden wird.
Nicht Zufriedenheit, sondern mehr Macht; nicht Friede überhaupt, sondern Krieg; nicht Tugend, sondern Tüchtigkeit (Tugend im Renaissance-Stile, virtù, moralinfreie Tugend)
Die Schwachen und Missrathnen sollen zu Grunde gehn: erster Satz unsrer Menschenliebe. Und man soll ihnen noch dazu helfen.
Was ist schädlicher als irgend ein Laster? — Das Mitleiden der That mit allen Missrathnen und Schwachen — das Christenthum…
Der Rest folgt daraus.
>Неужели я говорю как тот, кто обрел откровение? Тогда презрите и не слушайте меня.
>Поистине, я советую вам: уходите от меня и А ещё лучше: стыдитесь!
Жизнь, изобретя познание, обнаруживает отсутствие объективной ценности самой себя (Юпитер не живой; за пределами Земли "Воля к власти" не обнаружена; распространять эту концепцию за пределы жизни нелегитимно) >>178404 (OP)
Виталистический фундаментализм это лягушачьи перспективы
Эксплицитно "вставать на сторону жизни" — моральный акт >>180085 →
Человек познания, для целей познания, обязан утверждать свою добродетель, аскетический идеал, ибо «wo der Wille zur Macht fehlt, gibt es Niedergang»
Fiat philosophus, fiat mundus [2]
Den Verächtern des Leibes will ich mein Wort sagen. Nicht umlernen und umlehren sollen sie mir, sondern nur ihrem eignen Leibe Lebewohl sagen — und also stumm werden.
„Leib bin ich und Seele“ — so redet das Kind. Und warum sollte man nicht wie die Kinder reden?
Aber der Erwachte, der Wissende sagt: Leib bin ich ganz und gar, und Nichts ausserdem; und Seele ist nur ein Wort für ein Etwas am Leibe.
Der Leib ist eine grosse Vernunft, eine Vielheit mit Einem Sinne, ein Krieg und ein Frieden, eine Heerde und ein Hirt.
Werkzeug deines Leibes ist auch deine kleine Vernunft, mein Bruder, die du „Geist“ nennst, ein kleines Werk- und Spielzeug deiner grossen Vernunft.
„Ich“ sagst du und bist stolz auf diess Wort. Aber das Grössere ist, woran du nicht glauben willst, — dein Leib und seine grosse Vernunft: die sagt nicht Ich, aber thut Ich.
Was der Sinn fühlt, was der Geist erkennt, das hat niemals in sich sein Ende. Aber Sinn und Geist möchten dich überreden, sie seien aller Dinge Ende: so eitel sind sie.
Werk- und Spielzeuge sind Sinn und Geist: hinter ihnen liegt noch das Selbst. Das Selbst sucht auch mit den Augen der Sinne, es horcht auch mit den Ohren des Geistes.
Immer horcht das Selbst und sucht: es vergleicht, bezwingt, erobert, zerstört. Es herrscht und ist auch des Ich’s Beherrscher.
Hinter deinen Gedanken und Gefühlen, mein Bruder, steht ein mächtiger Gebieter, ein unbekannter Weiser — der heisst Selbst. In deinem Leibe wohnt er, dein Leib ist er.
Es ist mehr Vernunft in deinem Leibe, als in deiner besten Weisheit. Und wer weiss denn, wozu dein Leib gerade deine beste Weisheit nöthig hat?
Dein Selbst lacht über dein Ich und seine stolzen Sprünge. „Was sind mir diese Sprünge und Flüge des Gedankens? sagt es sich. Ein Umweg zu meinem Zwecke. Ich bin das Gängelband des Ich’s und der Einbläser seiner Begriffe.“
Das Selbst sagt zum Ich: „hier fühle Schmerz!“ Und da leidet es und denkt nach, wie es nicht mehr leide — und dazu eben soll es denken.
Das Selbst sagt zum Ich: „hier fühle Lust!“ Da freut es sich und denkt nach, wie es noch oft sich freue — und dazu eben soll es denken.
Den Verächtern des Leibes will ich ein Wort sagen. Dass sie verachten, das macht ihr Achten. Was ist es, das Achten und Verachten und Werth und Willen schuf?
Das schaffende Selbst schuf sich Achten und Verachten, es schuf sich Lust und Weh. Der schaffende Leib schuf sich den Geist als eine Hand seines Willens.
Noch in eurer Thorheit und Verachtung, ihr Verächter des Leibes, dient ihr eurem Selbst. Ich sage euch: euer Selbst selber will sterben und kehrt sich vom Leben ab.
Nicht mehr vermag es das, was es am liebsten will: — über sich hinaus zu schaffen. Das will es am liebsten, das ist seine ganze Inbrunst.
Aber zu spät ward es ihm jetzt dafür: — so will euer Selbst untergehn, ihr Verächter des Leibes.
Untergehn will euer Selbst, und darum wurdet ihr zu Verächtern des Leibes! Denn nicht mehr vermögt ihr über euch hinaus zu schaffen.
Und darum zürnt ihr nun dem Leben und der Erde. Ein ungewusster Neid ist im scheelen Blick eurer Verachtung.
Ich gehe nicht euren Weg, ihr Verächter des Leibes! Ihr seid mir keine Brücken zum Übermenschen! —
Also sprach Zarathustra.
Die Macht ≡ Das Selbst.
Deshalb existiert er überhaupt.
Die eigentlichen Philosophen aber sind Befehlende und Gesetzgeber: sie sagen „so soll es sein!“, sie bestimmen erst das Wohin? und Wozu? des Menschen und verfügen dabei über die Vorarbeit aller philosophischen Arbeiter, aller Überwältiger der Vergangenheit, — sie greifen mit schöpferischer Hand nach der Zukunft, und Alles, was ist und war, wird ihnen dabei zum Mittel, zum Werkzeug, zum Hammer. Ihr „Erkennen“ ist Schaffen, ihr Schaffen ist eine Gesetzgebung, ihr Wille zur Wahrheit ist — Wille zur Macht. — Giebt es heute solche Philosophen? Gab es schon solche Philosophen? Muss es nicht solche Philosophen geben?....
«Ценность жизни»: но жизнь — это частный случай, и надлежит оправдать все бытие, а не одну только жизнь, — оправдательный же принцип — такой, который объясняет жизнь...
сама жизнь — вовсе не средство для достижения чего-нибудь; она — выражение форм роста власти.
“Der Werth des Lebens”: aber Leben ist ein Einzelfall, man muß alles Dasein rechtfertigen und nicht nur das Leben, — das rechtfertigende Princip ist ein solches, aus dem sich das Leben erklärt ...
das Leben selbst ist kein Mittel zu etwas; es ist der Ausdruck von Wachsthumsformen der Macht.
12, 9[13], осень 1887
Ну это не считая фрагментов "мир есть воля к власти и ничего кроме", по поводу которых сомневаются, что Ницше в этом был уверен и что потом не передумал; хотя это и в опубликованных сочинениях, ПТСДЗ есть >>180316 →
---
Т.е. проблема какая:
Если Юпитер = Воля к власти, то у меня претензий нет, кроме того, что это фантастическая околорелигиозная картина мира как и доктрина вечного возвращения
Если Воля к власти это нечто неопределенное, о чем легально говорить только относительно людей (и?) животных (так мыслят очень многие ницшеведы и ницшеанцы), то мы не имеем права на такие огроменные обобщения во всех областях, которые Ницше делает.
Допустим, можно устраивать некоторые "переоценки", начав верить в то, что жизнь = воля к власти, но нельзя заходить дальше и опираться на то, что бытие или сущность мира и всего существующего это воля к власти. Как минимум все последнее мы отрезаем.
Но так ли уж много у нас прав остается, чтобы преобразовывать всю человеческую жизнь под волю к власти как мерило ценности, все в человеке переворачивая (именно "переворачивая" и пытаясь "наделить дурной совестью все неестественнное", как в ГМ II)? Если жизнь сама по себе есть что-то некрепкое, незаданное. Воля к власти не что-то заданное, воли к власти может не быть. Может быть воля синтезировать гелий миллиарды лет и потом превращаться в черную дыру, воля крутиться. Человеческая воля к власти может измениться и стать чем-то совсем другим (даже чего раньше не было). Воля к власти невечна, даже если мир вечно-становящийся.
То есть в принципе воля к власти это некая телеология, особенно если она не имеет отношения к Юпитеру, а только к жизни. Согласно научной картине мира, эволюцией отбирается то, чему стечением обстоятельства удается закрепиться, а не то, что волит воля к власти. Она может волить в людях, волках, может и в растениях, но "эволюция" уже есть нечто высшее, чем воля к власти. Воля к власти — лягушачья перспектива (нижнего уровня), эволюция — более фундаментальная. Эволюция как бы и "создала" волю к власти, то есть воля к власти случайно возникла в результате какой-то ебли молекул
И очень многое в этом проекте рушится. В отличие от проекта "страсти к познанию". Который сам был порушен новыми космологическими идеями: вечным возвращением и волей к власти (если мир есть воля к власти, то познание не может быть ничем, кроме инструмента воли к власти, и познающий должен это осознать и стать познающим кабанчиком; если воля к власти это необязательный плод космического хаоса, то мыслящий тростник никому ничего не обязан, он может делать че ему хочется, а хочется ему бескорыстно познавать, не ориентируясь на обезьяньи интересы, гения рода и тем более ЧЬИ-ТО метафизические хуитки). Которые как раз могут оказаться попросту ложными.
---
«в сравнении с другими человек получился хуже — самое больное среди животных, он опасно отклонился от своих инстинктов жизни… Но, впрочем, он и наиболее интересен!..»
(Антихрист)
«развивают в человеке именно только стадное животное, а, может быть, тем самым и окончательно определяют человека как животное, — ибо до сей поры человек был "животным, не определенным окончательно"»
KSA 12, 2[13]
«самим фактом обернувшейся на себя, выступающей против себя души животного на земле появилось нечто столь новое, глубокое, неслыханное, загадочное, противоречивое и перспективное, что благодаря этому сама конфигурация земли претерпела существенное изменение. Действительно, понадобились божественные зрители, чтобы отдать должное завязавшейся таким образом комедии, чей исход остается еще совершенно непредвиденным, — слишком утонченной, слишком чудесной, слишком парадоксальной комедии, чтобы позволительно было разыгрывать ее бестолково неприметным образом на каком-нибудь забавном созвездии!»
(ГМ2)
>по поводу которых сомневаются, что Ницше в этом был уверен и что потом не передумал
хм хотя блин тут тоже важная часть зачеркнута (в черновиках есть зачеркивания, которые в KSA никак не отображаются; кажется потому что он часто зачеркивал то, что просто где-то было использовано)
>Онтологический волюнтаризм ("воля к жизни" превратилась в "жизнь как волю к власти", все еще оставшись силой, которая будто бы движет Юпитером) — вот это стоило бы ему реально преодолеть в Шопенгауэре. >>180323
>>180955
>>180956
>you.jpg
Ты просто nur Narr. Идиот (не владеешь методикой, не осведомлён о истории, находишься в отрыве от предмета исследования). Ты не понимаешь, что после Канта не может быть никакого познания. Никаких "идеальных объектов" больше нет. Вещь в себе не поддаётся схватыванию. Следовательно (Гартман - такой же идиот, отсталый, как и ты): нет "знания" (чтобы "знать", т.е. чтобы лгать, нужно иметь представление (Vorstellung) о том, что есть истина: а так как вещь в себе, т.е. истина, не доступна, и человек не может сказать или ответить на вопрос "что есть истина", то ничего ни истинно, ни ложно (JGB-4 в тексте Ницше, ещё о "sensus assoupire" и про "Gemeinheit" в конце, ещё про незнание как условие высшей власти внутри книги)). Есть хотя бы различение - но это область представления, т.е. appearance. И "есть" "воля" ("становление", на современном языке: история, "процесс"), которая миметична "вещи в себе" (посредством метонимии: нет никакой "воли" ("воля против воли", "сострадание против сострадания": JGB-36)).
В конечном этапе суждения ты вообще не различаешь этот концепт по содержанию. Чья воля? Фанета? "Свет" Бёме? Natura naturans Шеллинга? "Зевс" Гераклита, которого он называет "Зевсом" лишь из уважения? Или это Демиург из "Тимея"? Для тебя разницы теоретической нет в принципе, - а из этой разницы, из этого различия, и "возникает" т.н. "правда" (и более: "различие" и есть момент делёзовского "столкновения", "встречи", "установления палатки": это "воля к власти").
"Воля к власти" это гипотетически-инструментальный принцип для Ницше (JGB-36). Больше он не несёт никакого смысла. "Опровержение" этого "понятия" не опровергает его теории, т.к. она многозадачна. Она не заключается в одном лишь афоризме JGB-36 или JGB-13. Она включает в себя и проблему, поставленную в JGB-4 (проблема и Гегеля, и Канта), проблему, поставленную в JGB-228 (против "полезности" как высшего Блага), и ещё ряд другим множественных проблем, ни одна из которых не зависит от "порядка" и "дистанции" (т.е. строго иерархического деления "методом"). Ничего не мешает "воли к власти" быть "ризомой" (и это при том, что термин "rhizomata" был ещё у Эмпедокла, также философа вечного возвращения, наверное, вообще первого древнегреческого философа именно гипотезы о вечном возвращении, а не у Делёза, который вовсе не изобретатель во многих текстах, но хороший энциклопедист и "вопрошающий").
Что ты не способен вырваться из парадигмы зрения "лягушки" исходя лишь из перспективы термина "воля к власти" (а не смотря множественным образом, перспективально), - это твоя личная трагедия. Как и упорная фиксация на этом термине, это что-то да говорит. Сам Ницше, как предмет мысли, более явно показывает эту "директиву": очевидно, что она не сводится к фашистско-кретинистскому сведению корпуса мысли в т.н. произведение Фёрстер-Ницше "Воля к власти". "Воля к власти" Ницше множественна, и различна, она не сводится к линейной аристотелевской, "логической" мысли (например, марксисткой). Она требует следование методу. И если ты видишь в этом термине принудительность, то этим ты полностью выдаёшь самого себя.
Recurrence есть условие возможности философствования. В линейной модели времени явления не идентичны, следовательно, нет возможности быть философом, или учёным (устанавливая повторение). Можно только верить и "теряться" в действительности, как мышь в лабиринте. Больше иных вариантов не остаётся. Следовательно, вечное возвращение, - это уже, в самом методе, философия Анти-Христа. (И на всякий случай напомню: Иисус был злым. Он нарушал все законы. Он не был добрым в смысле того понятия, которое тогда использовали, в древности. С точки зрения римлян он был "по ту сторону добра и зла". Следовательно?.. (не является ли сам Иисус - "анти-Христом", злым и более лучшим? или? или?..))
... Sind es neue Freunde der „Wahrheit“, diese kommenden Philosophen? Wahrscheinlich genug: denn alle Philosophen liebten bisher ihre Wahrheiten. Sicherlich aber werden es keine Dogmatiker sein. Es muss ihnen wider den Stolz gehn, auch wider den Geschmack, wenn ihre Wahrheit gar noch eine Wahrheit für Jedermann sein soll: was bisher der geheime Wunsch und Hintersinn aller dogmatischen Bestrebungen war. „Mein Urtheil ist mein Urtheil: dazu hat nicht leicht auch ein Anderer das Recht“ — sagt vielleicht solch ein Philosoph der Zukunft. Man muss den schlechten Geschmack von sich abthun, mit Vielen übereinstimmen zu wollen. „Gut“ ist nicht mehr gut, wenn der Nachbar es in den Mund nimmt. Und wie könnte es gar ein „Gemeingut“ geben! Das Wort widerspricht sich selbst: was gemein sein kann, hat immer nur wenig Werth. Zuletzt muss es so stehn, wie es steht und immer stand: die grossen Dinge bleiben für die Grossen übrig, die Abgründe für die Tiefen, die Zartheiten und Schauder für die Feinen, und, im Ganzen und Kurzen, alles Seltene für die Seltenen. —
Wohlan! Das allein sind meine Leser, meine rechten Leser, meine vorherbestimmten Leser: was liegt am Rest? — Der Rest ist bloss die Menschheit. — Man muss der Menschheit überlegen sein durch Kraft, durch Höhe der Seele, — durch Verachtung…
Höchstes Gestirn des Seins!
Ewiger Bildwerke Tafel!
Du kommst zu mir? —
Was Keiner erschaut hat,
deine stumme Schönheit, —
wie? sie flieht vor meinen Blicken nicht?
Schild der Nothwendigkeit!
Ewiger Bildwerke Tafel!
— aber du weisst es ja:
was Alle hassen,
was allein ich liebe,
dass du ewig bist!
dass du nothwendig bist!
Meine Liebe entzündet
sich ewig nur an der Nothwendigkeit.
Schild der Nothwendigkeit!
Höchstes Gestirn des Seins!
— das kein Wunsch erreicht,
das kein Nein befleckt,
ewiges Ja des Sein’s,
ewig bin ich dein Ja:
denn ich liebe dich, oh Ewigkeit!
Я с усилием старался выразить шопенгауэровскими и кантовскими формулами чуждые и новые ценностные подходы, которые по самой основе своей шли вразрез с духом Канта и Шопенгауэра, не менее чем с их вкусом!
Оно {GT} политически индифферентно – “не по-немецки”, скажут теперь, - от него разит неприлично гегелевским духом, оно только в нескольких формулах отдает трупным запахом Шопенгауэра. “Идея” – противоположность дионисического и аполлонического – перемещенная в метафизику; самая история, как развитие этой идеи; упраздненная в трагедии противоположность единству, - при подобной оптике все эти вещи, еще никогда не смотревшие друг другу в лицо, теперь была внезапно противопоставлены одна другой, одна через другую освещены и поняты…
Будучи филологом и человеком слов, я окрестил ее {философию} – не без некоторой вольности, ибо кто может знать настоящее имя Антихриста? – именем одного из греческих богов: я назвал ее дионисовской. –
Проблема ожидающих. Нужен какой-нибудь счастливый случай, нужно много такого, чего нельзя предусмотреть заранее, для того, чтобы высший человек, в котором дремлет решение известной проблемы, еще вовремя начал действовать - чтобы его вовремя «прорвало», как можно было бы сказать. Вообще говоря, этого не случается, и во всех уголках земного шара сидят ожидающие, которые едва знают, в какой мере они ждут, а еще того менее, что они ждут напрасно. Иногда же призывный клич раздается слишком поздно, слишком поздно является тот случай, который даёт «позволение» действовать, - тогда, когда уже прошли лучшие годы юности и лучшие творческие силы атрофировались от безделья; сколь многие, «вскочив на ноги», с ужасом убеждались, что члены их онемели, а ум уже чересчур отяжелел! «Слишком поздно», - восклицали они тогда, утрачивали веру в себя и становились навсегда бесполезными. - Уж не является ли «безрукий Рафаэль», если понимать это выражение в самом обширном смысле, не исключением, а правилом в области гения? - Гений, быть может, вовсе не так редок: но у него редко есть те пятьсот рук, которые нужны ему, чтобы тиранизировать «нужный момент», чтобы схватить за волосы случай!
>шопенгауэровскую волю со ступенями объективации
Он её критикует с самого первого ознакомления с нею. Глупо это утверждать, т.к. иначе нет никакого ницшевского тезиса (такая линия герменевтики критикует самое себя - ведь если у Ницше нет собственных тезисов, то к чему вообще что-то "разгерменетизировать"? не нужно тогда писать вообще никаких "смыслов": просто скажи: Ницше = Шопенгауэр (и тем самым докажи, что из Ницше "ты" не видишь и не вычитываешь собственно Ницше, а только Шопенгауэра... но это не есть критика!)).
>"мышление"
Кроме FW-110, FW-111, FW-333, FW-344, FW-354, FW-355, FW-360 и пр. составляющих в JGB, основу и "promemoria" речи Ницше составляют (критически важные) "Ueber Wahrheit und Lüge im aussermoralischen Sinne" и "Die dionysische Weltanschauung" (четвёртый раздел; изменённый вывод представлен в GT, что требует личного ознакомления и сравнения; теории "жеста" и коммуникации ещё до тех, что представлены после чтений Féré в GD (можно рассматривать как memorabilia Ницше о подробностях работ более ранних).
Эти две работы (и указанное) более обширно развивают и тему "познания", и тему "воли к власти" в контексте как искусств, так и наук (но не политики/морали).
Тем более, что как раз в то время, когда немецкая историческая наука становилась образцом в Европе и переживала период подъема, Ницше резко выступил против преклонения перед историей как слепой силой фактов. В прошлом он видел лишь бремя, отягощавшее память, не дававшее жить в настоящем. А между тем прошлого нужно ровно столько, сколько требуется для свершения настоящего. В этом Ницше явно шел по стопам Гёте, сказавшего однажды: "Лучшее, что мы имеем от истории, - возбуждаемый ею энтузиазм" Ницше различал три рода истории - монументальный, антикварный и критический. История первого рода, по его мнению, черпает из прошлого примеры великого и возвышенного. Она учит, что если великое уже существовало в прошлом хотя бы однажды, то оно может повториться и еще когда-нибудь. Поэтому монументальная история служит источником человеческого мужества и вдохновения, источником великих побуждений. Опасность же ее Ницше видел в том, что при таком подходе забвению предаются целые эпохи, образующие как бы серый однообразный поток, среди которого вершинами возносятся отдельные разукрашенные факты.
Lasterhaft ist jede Art Widernatur.
Der Anti-Christ.
["Zarathustra":] Ein neuer Begriff der Selbst-Zucht, Selbst-Vertheidigung bis zur Härte, ein Weg zur Grösse und zu welthistorischen Aufgaben verlangte nach seinem ersten Ausdruck.
["Dionysos": das Selbstkonzept: die Selbstsucht. Der Philosoph.]
>Никаких "идеальных объектов" больше нет. Вещь в себе не поддаётся схватыванию.
Как я уже писал, наука не занимается изучением объектов, у Ницше нечеткое представление о познании. Он держит в воображении какие-то тайхмюллеровские и теэтетовские концепции и философствует по поводу них, по поводу "текучего восприятия" и т.д.; тогда как ученые изучают микробы в микроскопе (и атомы и нейтроны в своей голове) или по деталям излучения, приходящего из космоса, реконструируют че там находится в миллионе световых лет (и это не цель изучения — цель в ответе на фундаментальные проблемы, исходя из этих реконструкций). Дело вообще не в проблемах восприятия, "вещь в себе" тут ни к чему.
Наука вообще не занимается вопросом "какой мир на самом деле", наука считает трехэтажные формулы и приходит к выводам, проверяемым экспериментами.
Также его представление о познании испорчено гуманитарными науками, которые науками не являютсяимеют свою специфику
«Их тема, так называемая всемирная история, складывается из мнений о мнимых поступках и их мнимых мотивах, каковые в свой черед дают повод для мнений и поступков, реальность которых, однако, тотчас испаряется и производит впечатление лишь в виде пара, — это какое-то беспрестанное зачатие и беременность фантомами над глубокими туманами неисследимой реальности. Все историки рассказывают о вещах, которых никогда не было, кроме как в представлении».
>В конечном этапе суждения ты вообще не различаешь этот концепт по содержанию. Чья воля? Фанета? "Свет" Бёме? Natura naturans Шеллинга? "Зевс" Гераклита, которого он называет "Зевсом" лишь из уважения? Или это Демиург из "Тимея"?
Это вообще просто мифы и легенды народов мира, не совсем понимаю как они относятся к теме (Или, если рассматривать это с очень серьезным озабоченным лицом, к чему я не склонен, это "история европейской метафизики", которой Ницше был завершительной частью по Хайдеггеру, и его проблема мол была именно в том, что он был ее частью)
>не различаешь этот концепт по содержанию
Тем не менее мне хватает зрения, чтобы увидеть слово "ступени" (Stufen) и вспомнить где такое еще есть (кроме Шопенгауэра вроде нигде)
>не владеешь методикой, не осведомлён о истории, находишься в отрыве от предмета исследования
У меня о тебе представление аналогичное, ну я думаю ты знаешь
>нет никакой "воли" ("воля против воли", "сострадание против сострадания": JGB-36)
Ты ссылаешься только на работу 1886 года, в некоторых позициях может наиболее (кроме введений к ранним работам, того же года) сильно отличающуюся по тезисам от более позднего Ницше (да при этом и раннего), я показываю цитаты 1887-88 гг.
Вот еще пикр это 1888.
У Ницше часто бывает такое, что в книгах он пишет о предположениях, гипотезах, на которые внутренне он очень крупно "ставит". В ТГЗ даже Заратустра нигде не учит о Вечном возвращении, как утверждает один академикст. Тем не менее, Ницше исходит из него, так же исходит и из космологической воли к власти, и из своей альтернативы дарвинизму, — ему хотелось бы, ему выгодно, чтобы эти независящие от него и находящиеся не совсем в его области концепции были истиной (так у всех работает)
>"Опровержение" этого "понятия" не опровергает его теории, т.к. она многозадачна
Я пишу не о теории, а о проекте, под проектам имея в виду Переоценку ценностей, или если он решил ее отменить, что бы там ни было что он собирался делать в ближайшие годы ("в следующие два года я переверну мир" и т.д.)
>(критически важные) "Ueber Wahrheit und Lüge im aussermoralischen Sinne" и "Die dionysische Weltanschauung"
А я не спорю с ранним Ницше, спорю с поздним. Я подозреваю, что ты с ним не очень хорошо знаком. Есть индекс KSA 13, 12[1], изначально предполагавшийся для "Переоценки ценностей", хорошо иметь представление о том, что хотя бы в этих записях, а также в разных записях 1888 года (там в основном 1887) https://nachlass.apoliteia.ru/12-1-index
>"Воля к власти" это гипотетически-инструментальный принцип для Ницше
Если воля к власти имеет отношение только к людям (и?) животным, у нас нет хорошей точки опоры для перекроения"предложения человечеству о перекроении" под неё всей человеческой культуры. 1) Мы лишаемся самого железного аргумента почему вообще это надо делать 2) Нам нужно сформулировать убедительные обоснования почему "жизнь это воля к власти" и еще более важно "вся человеческая деятельность на самом деле сводится к воле к власти, но исподволь и испорченно" ну это неудивительно, потому что мы тоже от обезьянобелки — но почему "испорченно" и почему должно возвращать все к обезьянобелке? 3) Мы не защищены от "контр-проекта" переделать человечество так, чтобы по крайней мере его координационные центры не были "методологически" руководимы волей к власти (а были — например познанием, или развитием творчества и т.п., полно таких моментов в европейском модерне; не считая самого популярного — перекраивания по "росту счастья"); т.к. воля к власти это не константа, и жизнь тоже не константа 4) У самого Ницше есть намеки для предположения "жизнь есть воля к власти, но человек есть нечто более сложное, чем жизнь"
«в сравнении с другими человек получился хуже — самое больное среди животных, он опасно отклонился от своих инстинктов жизни… Но, впрочем, он и наиболее интересен!..»
(Антихрист)
«развивают в человеке именно только стадное животное, а, может быть, тем самым и окончательно определяют человека как животное, — ибо до сей поры человек был "животным, не определенным окончательно"»
KSA 12, 2[13]
«самим фактом обернувшейся на себя, выступающей против себя души животного на земле появилось нечто столь новое, глубокое, неслыханное, загадочное, противоречивое и перспективное, что благодаря этому сама конфигурация земли претерпела существенное изменение. Действительно, понадобились божественные зрители, чтобы отдать должное завязавшейся таким образом комедии, чей исход остается еще совершенно непредвиденным, — слишком утонченной, слишком чудесной, слишком парадоксальной комедии, чтобы позволительно было разыгрывать ее бестолково неприметным образом на каком-нибудь забавном созвездии!»
(ГМ2)
Всё остальное следует из вышеизложенного.
Ты ни с чем не споришь, кроме соломенных чучел. Ницше сам отвечает на твою "критику":
Absurde Frage: wenn das Wesen selbst Machtwille und folglich Lust- und Unlust-fühlen ist. [Trotzdem: es bedarf der Gegensätze, der Widerstände, also, relativ, der übergreifenden Einheiten… Lokalisirt - - -]
Всё остальное следует из твоего упорного "испорченного телефона", а именно неоригинального источника цитат (и утери контекстуального слова). А также вообще (как "вещь в себе") реификации гипотезы о "воли к власти" (в некоторых местах Ницше берёт это понятие в иронические кавычки).
>наука не занимается изучением объектов
Ой, всё.
>Ой, всё.
Ну так и пукай в тишине сам с собой, а не публично
>"испорченного телефона"
>Absurde Frage...
Представляю что у тебя в конце концов сформируется в голове от "неиспорченного" "чтения" на немецком
Ты неспособен даже в нарочито простом тексте вычленять тезисы (мой основной тезис даже не "Ницше верил в космологическую Волю к власти"), но жалуешься, что люди не могут вычленять смысл в прилюдных молитвах. И прячешь его еще глубже в простыни на иностранном языке чтобы скрыть что на самом деле там вычленять нечего
Ты даже не ницшешиз, ты пародия на него. Я — настоящий ницшешиз.
>Если бы Ницше написал дельный трактат уровня "К генеалогии морали" со своей политической позицией... видимо белые там уже будут не в большинстве
бля там такой пиздец, что слава богу он его не написал. Белый расы щас бы уже не было
"где они, варвары XX века"... "все великие люди были преступниками"... "пропасть надо разверзать все шире", "опереться как на фундамент", "максимум эксплуатации человека", "машинизация человечества"... "теплица для странных и изысканных цветов"... "более сильные, одиночки процветают в стихии самой низменной и для общества потерянной. гораздо скорее, чем в средних классах"... "сильнейшим людям для существования необходимы праздность, авантюризм, неверие и распутство"... "чем более ужасны и грандиозны страсти, которые может позволить себе эпоха, народ, личность, тем выше уровень их культуры"... "пессимизм силы: находясь в безопасности, от скуки наслаждаться бессмысленным несчастьем"...
Блин это же всё литералли мысли разных персонажей Бесов, я думал "Шигалевщина" это какая-то очень странная выдумка и глупый поклеп на социалистов, таких социалистов не бывает и не может быть, но это же буквально шигалевщина
>"пропасть надо разверзать все шире", "опереться как на фундамент", "максимум эксплуатации человека", "машинизация человечества", "теплица для странных и изысканных цветов"
А остальное Ставрогин или Петр Верховенский. И он еще не читал Бесов, это будет через год (может он что-то передумал после прочтения?)
До этого задумывался, что "активный нигилист" это вылитый Ставрогин. Также некоторые моменты дают крепкие основания думать, что эта схема "потворство умалению людей" -> "появление (почему-то ???) на этой основне сверххищных великих людей беззастенчивых господ", это больше всего фантазии о появлении Наполеона после Французской революции (но может быть не только). Наполеона он в этом ключе явно упоминает (9[44])
11[31]
Проблема: где они, варвары ХХ века? Очевидно, что они проявятся и сплотятся лишь после чудовищных социалистических кризисов, — то будут элементы, которые окажутся способны на величайшую твердость в отношении самих себя и смогут гарантировать самую долгосрочную волю...
9[17]
Умаление человека долго еще будет почитаться единственною целью: ведь сперва надо создать широкий фундамент, дабы на него смогла стать порода более сильных людей, — в этом смысле доселе всякая усиленная порода людей опиралась на нижестоящий человеческий уровень
>все великие люди были преступниками
KSA 12, 9[120]
нас коробит от мысли о том, что все великие люди были преступниками, но только широкого размаха и в делах отнюдь не жалких, что преступление тоже может придавать величие (— так мог бы сказать знаток человеческих душ, да и всякий, кто спускался в самую глубину великих душ). «Быть вольным, как птица» от обычая, совести, долга — любой из великих понимает, насколько это для него опасно. И все же он дает этому желанию волю: он взыскует великой цели, а потому и средств, какими ее достигают.
ВН 325
Что принадлежит к величию. Кто достигнет чего-нибудь великого, если он не ощущает в себе силы и решимости причинять великие страдания? Уметь страдать — самое последнее дело: слабые женщины и даже рабы часто достигают в этом мастерства. Но не сгинуть от внутренней муки и неуверенности, причиняя великое страдание и внемля крику этого страдания, — вот что действительно принадлежит к величию.
https://www.youtube.com/watch?v=jxCKm75umyw
>серия голландских картин 17 века "The Anatomy Lesson of Dr. Nietzsche"
Он это пишет! Так почему бы не попытаться "возродить" дух именно 17 столетия, которое действительно было самым здоровым и сильным европейским (а не греко-римским) веком? Далее в этой записи он не находит никаких недостатков у 17 века и больше о нем не говорит. Мне кажется это продолжение настолько логичным, что он бы неизбежно к нему пришел, вся мысль Ницше клонится к тому, чтобы взглянуть пристально именно на 17 век (а больше всего Золотой век Голландии). Декарт кстати прожил большую часть жизни в Голландии и все философские работы написал там. В нем не было ничего демократического, как в целом в Европе почти ничего не было, — первый философ-демократ Нового Времени, по-видимому, Спиноза (он возвеличивает демократию в политическом трактате); демократизация "европейского идеала" ("демократизация модерна") произошла где-то во второй половине 17 века.
Вот этот Ницше >>180916, пишущий о себе как о "научном характере" (и другое в Антихристе, введение и 50), это последний Ницше, который у нас есть, его гармонические колебания остановились именно на этапе про-научности.
"Дионисийское познание" это именно идеал холодного и страдающего и благородного 17 века, и трагическая констатация "мыслящего тростника", и зарождение "добрых европейцев" (которые не имеют никакого отношения к грекам и римлянам, как и к ренессансным полоумным магам).
Короче, нужно переосмыслить Модерн, рассмотрев его раннюю форму и позднюю и проанализировав отличия и когда и почему они появились. И устроить "Возрождение Модерна"
Хватит рыться в писульках этого графомана, искать там потаенные смыслы и новые идеи.
>Так говорил Заратустра
Когда много-много лет назад открывал Ницше, ничего подобного не почувствовал, но сейчас ощущаю его как какого-то даже домостроителя что ли. Почему-то уют накатывает во время чтения. Есть в Ницше что-то объёмное, хочется даже сказать "онтологичное". Он называет одну вещь за другой, рассказывает какие-то истории и ты начинаешь видеть эти события и вещи вокруг себя. Время становится полным, ты чувствуешь почву под ногами, подпорки с разных сторон. То есть как-то идейно и даже просто когда выходишь из дома или строишь планы на день, когда думаешь о смысле жизни и на что бы её потратить. Мне Ницше возвращает сам мир, заново его обозначая и показывая, что мир и есть, и не кусается (во всяком случае, не настолько, чтобы совсем опускать руки). Читаю не как-то научно, но крайне лично и начал, как вижу, вообще с середины, но пока что всем доволен. Тред тоже в этом помогает - интересно и важно видеть, что Ницше ещё кратно глубже, чем в моём восприятии
Буквально берёт за руку, что ли
«Нечистая совесть — болезнь, это не подлежит сомнению, но болезнь в том же смысле, в каком болезнью является беременность. Слишком долго смотрел человек "дурным глазом" на свои естественные склонности, пока наконец они не породнились в нем с "дурной совестью". Сама по себе была бы возможна и обратная попытка — но у кого достанет на это сил? — именно, породнить с нечистой совестью неестественные склонности, все эти устремления к потустороннему, противочувственному, противоинстинктивному, противоприродному, противоживотному, короче, прежние идеалы, являющиеся в совокупности жизневраждебными и мироклеветническими».
Сверхчеловеки по Ницше это цыгане, единственная индоевропейская народность, сохранившая верность законам Ману.
Ницше носил моднейшие цыганские усы и гордился тем, что он на 1/16 из польских ромалов.